Кавказ в истории России. Истоки интересов России на Кавказе

Бочарников Игорь Валентинович

Первые контакты в военно-политической плоскости Российского государства с государственными образованиями Кавказа уходят своими корнями в далекое прошлое ‒ начало X века. К этому периоду относятся первые военные экспедиции на Северный Кавказ. Первой такую экспедицию в прикаспийские области современного Дагестана совершил в 913 году Киевский князь Игорь. Экспедиция представляла собой, по сути, вооруженный набег в кавказские владения Хазарского каганата, не получила дальнейшего развития и не оказала сколь-нибудь существенного влияния на развитие ситуации в регионе. Ее важнейшее значение заключалось в том, что она продемонстрировала, что Киевская Русь перешла от оборонительных к активным наступательным военным действиям против своего наиболее значимого в тот период противника – Хазарского каганата.

Более масштабным по характеру и значению были военные экспедиции на Кавказ (964 ‒ 966 годы), осуществленные Киевским князем Святославом Игоревичем, в рамках его знаменитого хазарского похода. Поход завершился сокрушением Хазарского каганата и окончанием его господства, в том числе и на Северном Кавказе. В рамках этого похода Святослав со своей дружиной дошел до Кавказских гор, прошел через земли осетин и черкесов, захватил и разрушил древнейшую столицу Хазарского каганата Семендер1 на территории современного Дагестана, а на Таманском полуострове захватил другой крупнейший центр хазарского владычества ‒ город Таматарху (Тмуторакань). Здесь же в последующем было образовано Тмутораканское княжество, вплоть до конца XI века являвшееся центром русского влияния в северном Причерноморье и в ряде других регионов Северного Кавказа.

В последующем из-за феодальной раздробленности и вассальной зависимости от Золотой Орды Древняя Русь не могла осуществлять активную внешнюю и военную политику, в том числе и на кавказском направлении. Лишь с началом формирования Российского централизованного государства, с конца XV ‒ начала XVI веков проявляются интересы России к Кавказу и начинают выстраиваться отношения с народами региона, практически с самого начала приняв военно-политический характер.

На протяжении длительного периода, вплоть до конца XIX века, кавказская политика России рассматривалась как составная часть в рамках единого общеевропейского «восточного вопроса» в его российской постановке, а именно отношения с татарами и турками. Несмотря на то, что официально Кавказ всегда оставался в тени российской внешней политики, именно здесь имела место точка соприкосновения с самым традиционным противником России ‒ Турцией. Посредством Турции интересам России в регионе также противостояли Франция, Великобритания (опасавшаяся за свои колониальные владения в Индии), а с конца XIX века ‒ Германская империя. С другой стороны, Россия на Кавказе и, особенно в Закавказье, в политической практике нередко сама противодействовала интересам европейских держав как в самой Турции, так и в Персии (Иране), на всем Ближнем Востоке, в Индии (Ост-индийской кампании, подрывая ее монополию в торговле шелком) и т.д.

По свидетельству автора исследования «Кавказская война» генерала русской армии В. Потто, практически все российские государи, начиная с Ивана Грозного, стремились к утверждению своей власти на Кавказе. «Мысль о господстве на Кавказе становится наследственной в русской истории»2. Сам Иоанн IV, в период царствования которого устанавливаются контакты Александром I ‒ царем Картли, одним из первых предопределил и военное значение Кавказа для России, построив на реке Сунжа Терскую крепость для контроля за развитием военно‒политической обстановки в регионе. Федор Иоаннович, продолжая дело отца, уже подписал договор с кахетинским царем Александром II, по которому Кахетия (в российских документах того времени ‒ Иверская земля3), переходила в полное подданство России, определив таким образом положение этого грузинского царства как вассального от России. Причем инициатива о вассалитете исходила от самого царя Александра, пытавшегося использовать Московское царство для освобождения Кахетии от персидского гнета и в целях недопущения завоевания ее Турцией. В данном случае военно-политический союз Московского царства и Кахетии был направлен против шамхалата Тарку, который в указанный период одинаково угрожал интересам и безопасности как Грузии, так и южным провинциям России. Для Грузии это означало укоренившуюся практику работорговли христианским населением и постоянные опустошения, особенно Кахетии. Для России соседство шамхалата определяло небезопасное положение Астрахани и других южных городов. Поэтому целью первой экспедиции русских войск на Кавказ, возглавляемой воеводой А.И. Хворостиным, было низложение тарковского шамхала и возведение на престол шамхалата родственника кахетинского царя Александра. Тем самым впервые была сделана попытка прорвать экономическую и политическую блокаду России, а также решить проблему обеспечения военной безопасности южных рубежей Российского государства посредством установления в регионе (на территории современного Дагестана) лояльного для себя политического режима. Экспедиция А.И. Хворостина не достигла намеченных целей, потерпела поражение. Не дождавшись обещанной помощи от Александра, русские вынуждены были самостоятельно отражать нападения объединенных войск шамхала и аварцев. В результате практически полностью трехтысячный отряд Хворостина был уничтожен, в живых осталась лишь четвертая часть воинов.

Преждевременное вмешательство в дела Закавказья, переоценка сил союзников и своих собственных дорого обошлись Москве. Было очевидно, что Московское государство в конце XVI века еще не могло поддерживать такие отдаленные владения. Тем не менее, в полном титуле Федора Иоанновича уже значился титул «государя земли Иверской, грузинских царей и Кабардинской земли, черкесских и горских князей»4. Борис Годунов, несмотря на сложную внутриполитическую обстановку в стране, продолжил политику, направленную на развитие отношений и оказание помощи отдельным грузинским государствам, в том числе Кахетии. В 1604 году им была вновь направлена военная экспедиция в Тарки во главе с воеводами И.М. Бутурлиным и В.Т. Плещеевым. Цели были аналогичными предыдущим. Отряду, возглавляемому И.М. Бутурлиным, пришлось в Дагестане столкнуться уже непосредственно с турецкими войсками. С их помощью кумыками весь его семитысячный отряд был полностью уничтожен. Причины поражения те же, что и у отряда воеводы А.И. Хворостина, ‒ неоказанная вооруженная помощь со стороны кахетинского царя. Для правителей региона, находившихся между «двух огней в лице Турции и Персии, уже тогда была характерна практика решать вопросы посредством использования внешней военной силы. Эта роль, безусловно, предназначалась России.

Дальнейшее развитие событий в Кахетии (убийство царя Александра, переориентация захватившего престол его сына Константина на Персию) временно ослабили российско-кахетинские политические отношения.

В целом же тенденцию российских военно-политических устремлений на Кавказ, закрепления в регионе, а также практику вмешательства во внутренние дела Персии, вассальными которой являлись и Восточная Грузия, и Тарковский шамхалат, прервал лишь Михаил Федорович Романов, в царствование которого предстояло преодолеть «последствия смуты на Руси». В общем-то, в политической практике российского государства это был один из редких случаев сосредоточения на внутренних проблемах, период интровертности общества. Именно этим и объясняется осторожность в кавказских делах Михаила Романова, в царствование которого хотя и восстанавливаются связи с представителями ряда грузинских династий: Леваном I Дадиани ‒ правителем Мигрелии и Теймуразом I Кахетинским. Но отношения носят сдержанный характер и прерываются, в конечном итоге вследствие того, что на престолах ведущих государственных образований Грузии ‒ Кахетинского и Картлийского царств по решению шаха Аббаса I могли быть только цари мусульманского вероисповедания. Таким образом, почва для поддержки единоверных народов, что было существенно, была ликвидирована.

В рассматриваемый период основной акцент во внешнеполитической деятельности России на ее южном, кавказском направлении делается на противодействие военно-политической экспансии Турции посредством установления военно-политического «союза» с Персией, значительно обессиленной уже к исходу XVI века. Османская же империя на рубеже XVI ‒ XVII веков стала представлять одинаковую угрозу и Персии, и южным рубежам России. Например, требования к Персии заключались в установлении турецкого протектората над всем Закавказьем и Дагестаном; обеспечении контроля Турции над транзитом шелка и других товаров из Персии и Индии в Европу, представлявших к тому времени значительный источник дохода. К России выдвигались требования восстановить Астраханское ханство. Поэтому данный альянс был взаимовыгоден, тем более, что к антитурецкому военно-политическому и экономическому союзу была готова присоединиться и Польша. Вследствие этого, уже шахом Годабендом, после поражения Персии в 1586 году, московскому царю были обещаны Баку и Дербент, а его сын шах Аббас Великий, кроме того, уступал и Кахетию в обмен на помощь России в борьбе против Турции5 с тем, чтобы они не достались Оттоманской Порте (еще одно название Османской империи ‒ Турции).

Большую роль в сближении Московского царства и Персии сыграл подписанный в 1567 году торговый договор между русским правительством и представителями джульфинской торговой компании6, закрепивший торгово-экономические отношения между странами. В 1673 этот договор был вновь подтвержден, а в 1717 году русский посланник в Персии А.П. Волынский заключил русско-персидский договор, согласно которому русские купцы получили право свободной торговли на территории Персии. И хотя данные акты не давали основания перевести отношения между Россией и Персией в военно-политическую плоскость, тем не менее, можно утверждать, что торгово-экономический союз России с Ираном сыграл свою позитивную роль: Турции не удалось закрепиться в Восточном Закавказье.

Таким образом, основная потребность Российского государства, определявшая его интересы на Кавказе на данном этапе, заключалась в обеспечении военной безопасности, что представляло собой задачу стратегического характера всей военной политики России. Не менее значимыми были и потребности России в установлении дипломатических и иных контактов с рядом закавказских государственных образований, в создании торгово-экономического союза с Персией, с целью уравновесить военно-политическую мощь Османской империи в регионе. Военные экспедиции России на Кавказ в рассматриваемый период время были единичными, не опирались на весь потенциал государства и предпринимались московским правительством в целях зондирования обстановки в регионе.

В целом, интересы России на южном, кавказском направлении носили охранительно-оборонительный характер, в частности, в области отношений с Персией и Турцией. В отношениях же с грузинскими государствами интересы России определялись необходимостью патронирования единоверному народу.

Следует отметить, что в данный период шел процесс активного поиска и установления политических контактов с московскими царями самих представителей правящих династий и духовенства ряда полувассальных грузинских царств и княжеств. С Арменией же, находившейся в полной зависимости от Турции и Персии и лишенной даже элементов государственности7, контакты осуществлялись на уровне купечества. Слабо развивались контакты Российского государства с азербайджанскими ханствами, хотя именно здесь были сосредоточены экономические и торговые интересы Московского царства, определявшиеся наличием в Прикаспии традиционных торговых путей России.

Важнейшее направление интересов Московского государства ‒ обеспечение военной безопасности ‒ определялось необходимостью отвести непосредственную военную угрозу от жизненных центров страны. Но поскольку отодвинуть рубежи Российского государства далее на юг не представлялось возможным, проблема обеспечения безопасности решалась посредством поиска союзников в регионе.

В связи со сказанным, следует заметить, что в советской историографии долгое время преобладала иная точка зрения на интересы России в рассматриваемый период. Так, М.А. Полиевктов в предисловии к «Материалам грузино-русских отношений» акцентирует внимание на колониальном аспекте интересов России в Закавказье и Прикаспии8. Аналогичной точки зрения придерживались и исследователи Кавказа более раннего периода9.

Очевидно, что эта точка зрения несостоятельна, ибо у России в этот период не было ни сил, ни достаточных средств для проведения широкомасштабной аннексионистской кампании. Численность вооруженных сил России, по свидетельству В.О. Ключевского, к исходу XVII века составляла порядка 65 тысяч человек. Из них лишь от 5 до 7 тысяч человек были рассредоточены на всем южном направлении10. Приведенные цифры, анализ состояния вооруженных сил России во второй половине XVII века свидетельствуют, что у Московского государства не могло быть в этот период интересов экспансионистской и тем более, колониальной направленности. Это стало возможно лишь в царствование Петра I, с укреплением военно-политического могущества России и, прежде всего, с созданием современной регулярной армии, военно-промышленного комплекса, в целом, военно-политического потенциала Российского государства.

С началом эпохи Петра I заканчивается период преимущественно оборонительных войн России. С обретением Россией статуса империи (в 1721 году), ее интересы обретают экспансионистскую направленность. Характер экспансии определялся потребностями, как экономического развития страны, так и необходимостью прорыва морской блокады и обеспечения прямого выхода к морям, в том числе Черному и Каспийскому. Иными словами, важнейшими целями политики Российского государства периода Петра I было создание условий для свободной и безопасной торговли России с другими странами. В этой связи Петр I, наряду с балтийским направлением, определил задачу укрепления позиций России на Каспийском побережье и обеспечения торговли с Востоком.

Практическая реализация вышеуказанных интересов Российского государства в регионе выразилась в приобретении прикаспийских провинций Дербента и Гиляни, осуществленном в процессе, так называемого, каспийского похода Петра I в 1722 ‒ 1723 годах. Примечательно в этой связи то, что цели данной военной кампании не содержали стремления нанести поражение Персии или отторгнуть какую-либо часть ее территории. Аннексированы были лишь территории, добровольно уступаемые шахским правительством, не способным контролировать развитие ситуации в данных провинциях, в целях недопущения турецкой оккупации.

Непосредственной же причиной каспийского похода России явилась военно-политическая нестабильность в северных персидских провинциях, вызванная восстанием лезгинского хана Дауд-бека. Поэтому очевидно, что следствием данного похода стала поддержка Россией персидской государственности, поскольку сам хан Дауд-бек с подконтрольной ему территорией стремился перейти в подданство к Османской империи. Это противоречило интересам не только Персии, но и России, так как реализация такого плана сделала бы возможной «кольцо» Турции по всему периметру южных границ России, поставила бы под угрозу торговые пути из Индии и Персии в Россию и далее в Европу. Формальным поводом для похода явилось разграбление лезгинами Дауд-бека центра русской торговли в Персии ‒ Ширвана.

Практическое значение присоединения к России каспийского побережья ‒ территорий современного Азербайджана и Дагестана ‒ выходит за рамки простой аннексии. Во-первых, с подчинением Российской империи шамхалата Тарку была обеспечена безопасность поселений в Астраханской и других южных губерниях страны. Набеги горцев Северного Кавказа, грабивших население, уводивших его в плен с последующей работорговлей, прекратились, по крайней мере, на какое-то время. Таким же образом были обеспечены свобода и безопасность российской торговли на юге. Зарождавшийся отечественный капитал уже тогда был сориентирован на текстильную промышленность, следовательно, на сырье, поставляемое большей частью армянскими купцами из Ирана и Индии. В этом были заинтересованы также армянские общины, обретшие к тому времени прочное положение при дворе шах-ин-шахов Тахмаспа, а затем и Надира и, конечно же, само персидское купечество. Торговля шелком в России и транзит товаров через нее, а не через Турцию предполагали не только ее свободу и безопасность, но и обеспечивали высокие прибыли, в том числе и российской государственной казне. Поэтому еще указом царя Алексея Михайловича армянские и персидские товары практически не облагались пошлиной в России11. Это также способствовало пополнению государственной казны, три четверти бюджета которой при Петре I шло на содержание армии12.

Обеспечив безопасность важнейшей южной коммерческой магистрали, Петр I тем самым «прорубил окно в Азию» (символически это было сделано в землянке в г. Петровске, ныне Махачкала). Особое значение для России имело присоединение крупных портов Дербента и Баку. «Петр был так обрадован приобретенными успехами, что произвел командовавшего этой операцией М.А. Матюшкина в генерал-лейтенанты и, поздравляя его с победами, писал, что более всего доволен приобретением Баку, «понеже оная составляет всему нашему делу ключ»13. Со взятием Баку и последующей оккупацией южного побережья Каспия (провинция Гилянь) двумя батальонами подполковника Шипова, Каспийское море стало практически внутренним морем России. Исключение составляло лишь его восточное побережье, которое контролировалось туркменскими племенами. Безопасность судоходства и торговли в регионе для России была обеспечена. Кроме того, Каспийское море представляло собой удобный и долгое время единственный вид коммуникаций, используемый российскими войсками для подвоза провианта и других ресурсов, в целом для осуществления военно-политических акций в Закавказье.

Во внешнеполитической области Петр I, верный себе, и в Закавказье попытался реализовать коалиционную политику и принцип «баланса сил». В результате период его царствования характеризуется обострением противоречий между Турцией и Персией, в разрешении которых Россия выступала посредником, что давало преимущества для реализации ее собственных интересов.

В целом, программа Петра I в отношении Кавказа предполагала «распространение влияния России в направлениях: от Азова до Кубани, от Астрахани к центральным «шелковым торгам» Ирана и от Пятигорска до Тифлиса ‒ центра Грузии»14.

Первым из русских государственных деятелей Петр I оценил значение Кавказа как одного из возможных театров военных действий против Турции. Он же учел, какие преимущества может дать России союз борющихся против турецкой экспансии христианских народов15. В частности, каспийский поход Петра I вызвал надежду на освобождение и оживление национально-освободительного движения в Грузии и Армении. С предложением о совместных действиях против Турции, а также и Ирана к Петру I обращались царь Кахетии Вахтанг VI и ряд других правителей Закавказья. Царем Вахтангом в это время вновь был поднят вопрос о подданстве Грузии Российской империи. Однако Петр I посчитал, что у России недостаточно сил для ведения войны на два фронта. С севера по-прежнему угрожала Швеция, объявившая в период похода Петра мобилизацию, а Османская империя, несмотря на ее внутриполитические кризисы, была еще достаточно сильной, что показали азовские походы царя. Поэтому Петр I не дал втянуть Россию в военные действия против Турции, несмотря на обещавшуюся ему помощь. И только лишь по окончании похода он поручил А.И. Румянцеву при определении границ изучить также возможность похода в Армению и Грузию, силы и возможности армян и грузин. Для организации и координации национально-освободительного движения в Армению Петром I был направлен его «советник по Кавказу» И. Карапет, а в Грузию к царю Вахтангу VI ‒ поручик гвардии И.А. Толстой.

По результатам каспийского похода в 1724 году с Турцией был заключен Константинопольский договор16, разграничивавший владения России, Турции и Ирана в Закавказье. По договору Турция признавала аннексированные Россией территории как добровольно уступленные шахом. За Россией закреплялись 119 верст у Дербента, и 43 версты у Шемахи.

В процессе подписания договора Россия, в лице своего посла И.И. Неплюева, выступила против предложения Турции об уничтожении Персии как государства и разделе ее владений. Это не отвечало интересам России, в данном случае ей пришлось бы одной противостоять Османской империи не только на юго-западном направлении, но и по всему югу.

В военно-политическом плане каспийские провинции для России стали играть роль плацдарма, передового рубежа, отводившего угрозу от собственно российских территорий. В целях непосредственной охраны южных рубежей Российского государства генералом В.Н. Татищевым по указанию Петра I была создана Кавказская оборонительная линия. В последующем эта линия играла роль военной базы, поскольку именно отсюда уже направлялись Россией военные экспедиции в Грузию и в Армению для ведения боевых действий с Ираном и Турцией. Для сообщения Кавказской линии с Грузией, в частности с Тифлисом (Тбилиси), ставшим к тому времени резиденцией командующего Кавказским корпусом, в 1799 году была проложена Военно-грузинская дорога (в Закавказье она долгое время именовалась русской дорогой).

Период с 1725 года, после смерти Петра I, вплоть до середины столетия характеризуется внутренней нестабильностью в самом Российском государстве, откатом военно-политических устремлений России, в том числе и на кавказском направлении. В это время Россия в течение десяти лет последовательно возвращала Ирану завоеванные в каспийском походе провинции. В конечном итоге по Рештскому договору 1732 года17 Ирану были возвращены последние провинции на Кавказе, а русские войска выведены за пределы Кавказской линии.

Императрица Елизавета во внешнеполитической деятельности была больше ориентирована на Запад, а не на Юг. Поэтому период ее царствования характеризуется сдержанностью к состоянию и развитию политической обстановки в Закавказье, несмотря на активизацию усилий грузинских царей Теймураза II и Ираклия II, направленных на сближение с Россией.

Военно-политические планы Петра I в Закавказье нашли свое отражение лишь в замыслах Екатерины II и ее окружения, превзошедших по грандиозности и масштабности даже самые смелые петровские начинания. В первую очередь это касалось реализации так называемого «греческого проекта»18, в котором отражались стратегические интересы ‒ воссоздать путем нанесения поражения Турции, Греческой империи под протекторатом России, Черное море предполагалось сделать внутренним морем России. Сам же греческий престол в Константинополе предназначался внуку Екатерины ‒ Константину. Планы по реализации этого грандиозного плана потребовали изменить и направление активизации усилий России на Кавказе. Уже не каспийское направление, предопределенное Петром I, становится приоритетным для России, а черноморское. Грузия в данном случае приобретала стратегическое значение в планах российского руководства. «Ориентация России на Грузию вызывалась различными мотивами: и военно-стратегическим положением Грузии в Закавказье, и возможностью установления постоянного сообщения по Военно-грузинской дороге между Северным Кавказом и Закавказьем (без Грузии это исключалось), и наибольшей ущемленностью Грузии от внешних врагов, заставлявшей ее устойчивее, чем другие районы Закавказья, придерживаться российской ориентации, и, наконец, наличием государственности, пусть без политического единства, и «деградирующей», но ведущей государственной организации на Кавказе, позволявшей осуществить России свои замыслы»19.

В этой связи уже по инициативе российского двора (в частности, Г.А. Потемкина) активизируются отношения с грузинскими царями: первоначально с Соломоном I (царем Имеретии), а затем и Ираклием II (царем Кахетии, а после смерти Теймураза II ‒ и Картли).

Внимание российского руководства в Закавказье, было обращено также и к Армении, к правителям Кубы, Ширвана, Карабаха, Гянджи и других ханств, подвластных Персии.

О значимости Закавказья в планах российского руководства свидетельствует тот факт, что курировать вопросы, связанные с этим регионом, было поручено князю Г.А. Потемкину (одному из авторов «греческого проекта»), который для подготовки и реализации военно-политических планов Екатерининского двора вызвал в Астрахань А.В. Суворова.

Деятельность А.В. Суворова в Закавказье заслуживает отдельного исследования. Здесь великий полководец показал себя не только военным гением России, но и искусным политиком. Для роли военного атташе России на Кавказе А.В. Суворов подходил больше, чем кто-либо другой. Через него шли неофициальные дипломатические контакты русского двора с правителями Карабаха, Кубы, Ширвана и других провинций Ирана. А его связи с представителями армянских общин, меликами (правителями) Карабаха, зародившиеся еще в период депортации армянского населения из Крыма в Екатеринославскую губернию, были обусловлены их безграничным доверием. И поэтому Суворову удалось создать эффективную агентурную сеть, действовавшую в интересах России, как в Закавказье, так и в Иране и Турции. Приезд его в Астрахань в правительственных кругах России связывали также с осуществлением, выдвинутой еще Петром I программы походов в прикаспийские области. Участие Суворова планировалось и в организации похода на Тбилиси и в последующем на Константинополь.

Активизация усилий России на Кавказе была обусловлена тем, что Российское государство было уже достаточно сильным, чтобы противостоять угрозам как дипломатическим, так и реальным военным со стороны Турции и Ирана. Более того, в регионе оно само начинает уже диктовать условия военно-политического характера и определять «правила поведения» сопредельным государствам. Так, в частности, Г.А. Потемкин в секретном письме А.В. Суворову, написанном в 1780 году, следующим образом объяснял причину очередного похода в Прикаспий: «…часто повторяемые дерзости ханов, владеющих по берегам Каспийского моря, решили, наконец, ее Императорское Величество усмирить оных силою оружия»20.

Начало реализации военно‒политических интересов России на Кавказе на данном этапе положила победа в войне с Турцией 1768 ‒ 1774 годов и подписание Россией Кючук-Кайнарджийского договора, в результате которого Турция потеряла, а Россия приобрела 2495 кв. км территории21. Важнейшим итогом войны стало обеспечение автономии, а затем и присоединение Крымского ханства к России, до этого угрожавшего всему российскому южному флангу. Аннексия крепости Еникале (на месте современного Новороссийска) определила возможность закрепления России на Черноморском побережье. Вместе с тем, по мнению О.И. Елисеевой, другим важнейшим следствие войны стало то, что «Россия боролась не только за обладание Крымом, но и в более широком смысле ‒ за право вести самостоятельна европейскую и азиатскую политику, не следуя в русле интересов Пруссии, Англии и Франции … Петербург впервые сам дебютировал роли блокового центра»22.

Кючук-Кайнарджийский мир фактически открыл Черное море для русской торговли, расширил хозяйственные возможности для освоения южнорусских территорий. Безусловным достижением российской политики стало также ограничение прав Турции на Закавказье. Например, требования ст.23 Договора обязывали турецкие власти не преследовать христианскую веру, не препятствовать сооружению церквей, предполагали отказ Турции от фактической власти над Западной Грузией, запрещали работорговлю христианским населением23.

В целом вторая русско-турецкая война и ее результаты упрочили положение России в регионе. Путь для нее на Кавказ был открыт. И уже во второй половине XVIII века вопрос о присоединении Закавказья к России как часть общего восточного вопроса перешел в область практической реализации.

Таким образом, в ходе данного этапа посредством активной военной политики Российское государство смогло реализовать свои жизненно важные интересы: была отведена военная угроза не только от важнейших центров страны, но и от ее южных провинций, что позволило более эффективно использовать их в экономическом отношении; победоносные войны России подтвердили ее статус мировой державы и создали предпосылки для нейтрализации уже не только источников военной опасности в регионе для Российского государства, но и в целом противодействия его политике со стороны, как региональных государств, так и ведущих европейских держав.

Важнейшим достижением политики России на юге стал выход к Черному морю, закрепление здесь своих позиций, а, следовательно, обретение Российским государством статуса черноморской державы. Вместе с тем решение этой важнейшей задачи неизбежно ставило целый комплекс следующих проблем. «Корабль, вышедший из любого города, лежащего на берегу Черного моря, пройдя проливы, мог достигнуть любого порта мира; но достаточно было запереть Босфор, и Черное море превращалось в закрытое озеро, изолированное от всех нечерноморских стран»24. Поэтому обеспечение свободного прохода российских кораблей через проливы Босфор и Дарданеллы стало основой всей последующей восточной политики России. Кавказ в решении данной проблемы рассматривался как важный стратегический плацдарм России.

Особым этапом в реализации интересов России на Кавказе стало последовавшее после смерти Екатерины II четырехлетнее правление Павла I. В этот период направленность и содержание политики Российского государства стали прямо противоположными тому, что делалось и на что направлялись усилия государства при Екатерине II. Не стала исключением в этом плане и кавказская политика.

Одним из своих первых указов Павел I отзывает войска, направленные Екатериной II против Ирана после взятия и разграбления Ага-ханом Каджарским Тбилиси в 1795 году. Вопреки правилу Екатерины ‒ «не участвовать в европейских конфликтах» (и самой, не допускавшей никакого вмешательства в российскую политику) ‒ Павел отправляет войска в Италию против Наполеона. В конечном итоге император Павел заключает первый в истории России союзный договор с Турцией, направленный против бывшего своего союзника Англии25. Аналогичным же образом, принимает ряд других волюнтаристских решений и реализует их на практике. Например, апофеозом военно-политической деятельности Павла I стало направление всего Войска Донского (по настоянию Наполеона) по Оренбургским степям для завоевания Индии. Поход, стоивший жизни почти половине его участников, бесславно закончился лишь со смертью самого Павла. Естественно, о реализации екатерининского «греческого проекта» в этот период не могло уже быть и речи.

Всеми названными выше действиями императора, крайне непоследовательными и опрометчивыми интересам России, ее престижу в целом и на Кавказе в частности, был нанесен значительный ущерб. Более того, интересы России вследствие сложившихся обстоятельств не могли не изменить своего содержания. И даже последующая акция русского двора ‒ направление отряда полковника В. Зубова для защиты Тбилиси от повторного нашествия Ага-хана Каджара и возможных набегов со стороны горцев, а также восстановление российского протектората по условиям Георгиевского трактата (1783 года) ‒ означали на практике лишь обеспечение военной безопасности Грузии, но нисколько не упрочивали положение самой России на Кавказе.

Политику России в регионе, ее интересы определяла уже в большей степени внешнеполитическая и, особенно, внутриполитическая обстановка в Грузии. В первую очередь, это касается обстановки в Картли и Кахетии, где со смертью царя Георгия XII обострилась борьба за престол между многочисленными преемниками как самого Георгия XII, так и ранее правившего Ираклия II. На фоне этой борьбы активизировалась антироссийская политика Турции и Персии, поощряемых к этому Великобританией и Францией, цель которых состояла в вытеснении России из Закавказья, с последующей реализацией своих собственных экономических и политических планов26.

В этом плане особым событием, предопределившим дальнейшую политику России на Кавказе, явилось присоединение восточно-грузинского царства Картли и Кахетии. Решение о его включении в состав Российской империи было принято Павлом I по ходатайству последнего царя Картли и Кахетии Георгия XII27. Это было далеко неоднозначное и едва ли обоснованное решение. Более того, оно противоречило традициям кавказской политики России – невмешательства во внутренние дела сопредельных народов и государств. Как отметил по этому поводу в одном из своих последних интервью один Л.Н. Гумилев: «Долгое время первые Романовы − Михаил, Алексей, даже Петр – не хотели принимать Грузию, брать на себя такую обузу. Только сумасшедший Павел дал себя уговорить Георгию XII и включил Грузию в состав Российской империи»28.

Государственный переворот в Петербурге в марте 1801 года отложил практическое решение этого вопроса. Но уже в сентябре он вновь стал актуальным для руководства России. Новый же император Александр I не решился единолично принимать решение по такому сложному вопросу и вынес его на обсуждение Государственного Совета.

8 августа 1801 года Государственный Совет, обсудив вопрос о присоединении Грузии к России, отметил, что «присоединение Грузии к России послужит совершенным спасением первой от погибели … Россия же сим приобретением не только найдет в нем все пользы … но сохранит свое достоинство, не уступая от учиненного ею подвига во всех Грузии сопредельных народах, во всей Азии и даже во всей Европе …»29. Точку зрения военной целесообразности присоединения Грузии отстаивал генерал И.П. Лазарев, полагавший, что в противном случае Грузия неминуемо будет поглощена Турцией или Персией, границы которых в таком случае придвинутся к жизненным центрам России30. Заключение Совета о присоединении Грузии не было единодушным. В частности, граф С.Р. Воронцов, считал, что распространение границ России «коих великое пространство и так уже изнурительных способов к их защите требует, что не находит также сие присоединение справедливым … Он полагает сохранить Грузию в вассальстве, в котором покойною императрицею Екатериной II принята была»31. Тем не менее, Александр I все же решился на присоединение Грузии к Российской империи, предварительно уполномочив исследовать реакцию общественного мнения на данный акт в самой Грузии. Реакция оказалась положительной.

Не будет преувеличением отметить, что данный политический акт явился логическим продолжением одновременно и политики Екатерины II, и Павла I при всей их, казалось бы, противоречивости. Более того, очевидно, что решение о присоединении Грузии стало той «точкой бифуркации», которая в дальнейшем уже определяла всю политику России на Кавказе. В последующем стало также очевидным, что присоединение одной лишь провинции в регионе вызовет потребность в присоединении других, сопредельных территорий, их защиту, освоение и покорение, как это и получилось на практике с территорией Северного Кавказа.

Присоединение других территорий Грузии было предрешено и происходило уже как бы по инерции, сопровождаемой целей серией русско-турецких и русско-персидских войн. Каждая последующая война (с Турцией в 1806 ‒ 1812 годы, 1828 ‒ 1829 годы; с Ираном ‒ в 1804 ‒ 1813 годах, 1826 ‒ 1828 годах) заканчивались территориальными приобретениями России на Кавказе, являвшимися, в свою очередь, поводом для реванша со стороны Ирана и Турции и последующих войн. Так, в 1803 году к России были присоединены Имеретия и Мингрелия, в 1810 году ‒ Абхазия и Гурия. С 1813 года по Гюлистанскому договору в состав России вошли районы Восточной Армении, Карабахское и Гянджинское ханства. В ходе войны с Турцией (в 1828 году) Россией были завоеваны территории Ахалцихского и Карсского пашалыков. А по итогам последней русско-иранской войны (1828 год) ‒ Талышское и Ленкоранское ханства. Последним же приобретением России на Кавказе явилось присоединение Аджарии в 1878 году.

Уникальность ситуации заключалась в том, что, присоединив Грузию, Россия в то время не имела с этой, уже своей провинцией общей границы. Две важнейшие коммуникации, соединявшие Россию с провинциями в Закавказье ‒ морской путь от Астрахани по Каспийскому морю, а затем по реке Кура и сухопутный через Дарьяльское ущелье и Крестовый перевал ‒ требовали своей охраны. Второй путь, получивший название Военно-грузинской дороги, ‒ еще и обустройства в инженерном отношении, и в собственно военно-политическом плане. С этой целью на всем протяжении Военно-грузинской дороги был оборудован комплекс сторожевых постов и крепостей, выполнявших функции регулирования, охраны и обеспечения безопасности передвижения грузов, воинских контингентов и частных лиц. Особое место в этом плане заняла крепость Владикавказ (1784 год), заложенная у входа в Дарьяльское ущелье. Повысилось значение и самой Кавказской линии, которая стала играть роль военной базы российских войск на Кавказе и держала под контролем не только горские народы Северного Кавказа, но и развитие военно-политической обстановки в Закавказье, в Иране и Турецкой Анатолии. В последующем, с усилением воинских контингентов в Грузии и образованием Кавказского наместничества эти ее функции были переданы Кавказскому корпусу и его главнокомандующему, штаб-квартира, которого находилась в Тифлисе (Тбилиси).

Потребность в закреплении позиций России в регионе определившая содержание ее интересов в 1-й четверти XIX века, реализовывалась по четырем направлениям.

Первое направление предполагало военные действия против Ирана и Турции, стремившихся восстановить свое положение в регионе.

Второе направление определялось необходимостью отражения набегов горцев Дагестана и Чечни на северные и восточные районы Грузии.

Третье направление обусловливало необходимость укрепления России в самой Грузии, ликвидацию сопротивления грузинских феодалов и их междоусобиц.

И, наконец, четвертое, наиболее сложное направление определяло для России порядок и перспективу военно-политических отношений в регионе с европейскими странами.

Военно-политическая обстановка на Кавказе и сопредельных с ним территориях на рубеже XVIII ‒ XIX веков в значительной степени определялась противостоянием двух ведущих европейских государств Великобритании и Франции (с 1792 года находившихся в состоянии войны). Появление в регионе третьей силы ‒ России ‒ не отвечало интересам ни одной из двух держав. И поэтому, несмотря на имеющиеся между ними противоречия, в данном регионе они имели в какой-то степени сходные или параллельные интересы: не допустить распространения экспансии России в Закавказье и самого ее присутствия в данном регионе. Это определило в целом конфронтационный характер их военно-политических интересов по отношению к Российскому государству.

На практике такое положение означало максимальное использование России в интересах Великобритании и Франции и одновременное противодействие ей. С этой целью западные державы принимали все меры для того, чтобы в Закавказье сохранялось напряженное положение. Так, Наполеон Бонапарт, готовясь к большой войне с Россией, еще задолго до ее начала предпринял ряд мер для включения Персии и Турции в антирусский блок. В письме к шаху Ирана Фетх-Али он особенно подчеркивал необходимость захвата Грузии и всего Закавказья, укрепления районов Каспия против русских32. По мнению Н. Киняпиной, именно экспансионистские планы Наполеона заставили Петербург обратить внимание на Кавказ.

Свою лепту в данное противостояние внес также Тильзитский договор, подписанный императорами Александром I и Наполеоном I, вследствие которого русские посланники в Тегеране, агитировавшие сначала за англичан, стали с 1807 года ангажировать персидскому правительству Наполеона. Английская дипломатия в этом плане действовала более умело: путем подкупа склонила шаха на свою сторону и добилась заключения своего договора с Ираном, направленного после Тильзитского мира и против Франции, и против России.

Будучи не в состоянии бороться против России с оружием в руках, Великобритания предпочитала средства, направленные на изнурение и ослабление противника, на подготовку против него военной коалиции. В 1810 году в Персию во главе с капитаном Малькольмом прибыла группа военных инструкторов для реорганизации персидской армии. Помимо этого, Персия получила от Англии огромные денежные средства и вооружение на сумму более 2 млн. руб. Сюда же было направлено: 32 орудия, 12 тыс. зарядов, 12 тыс. ружей; обмундирования на 12 тыс. человек, другое снаряжение. Все это делалось с целью помешать как России, так и Франции продвинуться на Восток33. Это, в свою очередь, подталкивало Россию к присоединению стратегически важных районов в Закавказье.

Таким образом, очевидно, что военно-политическое противостояние России и европейских держав в Передней и Центральной Азии явилось закономерным явлением и настолько традиционным, что и на сегодняшний день является ведущей тенденцией, определяющей состояние военно-политической обстановки в регионе. Очевидно также и то, что Россия не угрожала в Закавказье непосредственно безопасности Великобритании и Франции, она угрожала их колониальным (торговым и экономическим) интересам.

В то же время между Россией и сопредельными странами в Закавказье не существовало антагонистических противоречий, а непосредственно военно-политические отношения и интересы носили менее конфронтационный характер, чем с европейскими державами. И все же, наряду с большой войной на европейском театре военных действий, России в Закавказье пришлось воевать еще на двух фронтах: турецком и персидском. С началом XIX века политика нейтралитета и в определенной степени координации военно-политических акций в борьбе против общего противника ‒ Турции ‒ сменилась жесткой конфронтацией между Российской империей и Ираном. На первую половину XIX века приходятся по две русско-персидские (1804 ‒ 1813, 1826 ‒ 1828 годы) и русско-турецкие (1806 ‒ 1812, 1828 ‒ 1829 годы) войны. Цель России в данных конфликтах заключалась в нанесении военного поражения Турции и Персии, инициировавшим конфликты, и закрепиться в регионе. Это были текущие на тот момент интересы Российского государства в Закавказье. Присоединение же территорий в регионе для Российской империи было уже не столь значимо. Программа Александра I в этом отношении заключалась в необходимости закрепления позиций в регионе для реализации в последующем более значимых целей.

Восточная политика Николая I, главным образом, также определялась не столько территориальными приобретениями в регионе, сколько вопросом о черноморских проливах, которые для Российского государства приобретали стратегическое значение. «Географическое положение государств определяет их нужды и пользы, ‒ писал Николай I в инструкции послу в Константинополе А.И. Рибопьеру (1826 год). ‒ Достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться, что с того дня, как русские владения коснулись берегов Черного моря, свободное сообщение между этим морем и Средиземным стало одним из первых интересов России, а сильное влияние в Константинополе одной из первых потребностей»34.

В этом плане Закавказье рассматривалось как наиболее уязвимый для Турции регион. В ходе войны 1828 ‒ 1829 годов русскими войсками в Закавказье и Анатолии были заняты Ахалцихский, Карсский и Эрзерумский пашалыки, представлявшие собой значительную часть азиатской территории Турции. В результате была создана непосредственная угроза захвата Россией Стамбула (Константинополя) уже со стороны Восточной Анатолии. Но именно эта цель (в свете вышесказанного) Николаем I, по крайней мере, до начала Крымской войны, не ставилась.

Войны России с сопредельными государствами в регионе носили традиционный характер и велись, как уже отмечалось, за обладание выгодными стратегическими рубежами в Закавказье. В то же время российским правительством не ставилась цель достижения полной победы над Персией и Турцией и уничтожения их государственности, понимая при этом, что на их месте сразу возникнут колониальные владения европейских держав, прежде всего Великобритании. Иметь у своих границ вместо слабых в военном отношении Персии и Турции владения более развитых в военно-политическом отношении государств не отвечало интересам России. Более того, если Петр I и Екатерина II традиционно поддерживали национально-освободительное движение народов Османской империи, видя в этом эффективное средство для достижения российских интересов, то Александр I и Николай I стремились всемерно поддерживать устои монархии, пусть даже и у своих противников. По аналогии эту тенденцию политики Романовых первой половины XIX века можно представить как пример интернациональной солидарности, не соответствовавшей подлинным интересам России (в советский период это выразилось в практике помощи СССР различным просоциалистическим режимам). Поэтому, например, греческое восстание (в 1821 году) вызвало неодобрение и санкции правительства Александра I, а восстание египетского паши Мегмет-Али в 1829 году, войска которого непосредственно угрожали Стамбулу, ‒ уже прямое военное вмешательство России. Николай I в целях предотвращения краха Османской империи посылает в Босфорский пролив эскадру кораблей, а высадившийся двадцатитысячный десант под командованием генерал-лейтенанта Н.Н. Муравьева оккупирует Константинополь.

Таким образом, подобно тому, как в первой половине XVIII века Россия предотвратила крушение Персии, в первой половине XIX века усилия политики России на юге направляются на сохранение государственности Турции. В ответ на это в 1833 году был подписан Ункяр-Искелесийский договор, секретная статья которого предполагала обязательства Турции запирать проливы Босфор и Дарданеллы требованию России35. Для Российского государства это означало реализацию на практике ее стратегических интересов ‒ обеспечение свободного прохода кораблей через черноморские проливы. Данный факт, безусловно, вызвал протесты со стороны Франции и Англии, усиление их враждебности по отношению к России и давление на Турцию. В 1841 году во время второго турецко-египетского кризиса, в связи с жесткой позицией России к обоим участникам конфликта этот договор был денонсирован.

С началом XIX века актуализируется и внутренний аспект интересов России на Кавказе, особенно в Закавказье, выражающийся в необходимости стабилизации внутриполитической обстановки и разрешении междоусобных противоречий и распрей в Картли и Кахетии. Новое содержание военно-политических интересов России в регионе обусловили также проблемы политического и военного характера по обеспечению безопасности этой провинции, внешняя угроза которой исходила уже столько от Ирана и Турции, сколько со стороны горцев Северного Кавказа.

В данном случае очевидным явилось доминирование экспансионистских целей, предопределивших характер военной политики России в регионе на столетия, вплоть до настоящего времени. Поворотным этапом было присоединение Грузии, для которой аннексия ее Россией являлась необходимым условием сохранения ее самобытности. По существу это был неизбежный акт, как для самой Грузии, так и для России. По данному факту «отец» грузинской национальной идеи о независимости и свободе И.Чавчавадзе писал: «С того памятного дня Грузия обрела покой. Покровительство единоверного великого народа рассеяло вечный страх перед неумолимыми врагами. Утихомирилась давно уже не знавшая покоя усталая страна, отдохнула от разорения и опустошения, от вечных войн и борьбы»36. Национальными элитами самой Восточной Грузии ее дальнейшее политическое развитие рассматривалось не в разрезе самостоятельного развития страны или в составе империи, а как существование ее как таковой или нет. Выбор был возможен только в рамках, кому принадлежать: России, Турции или Ирану. Ни в Закавказье, ни за его пределами не было реальной политической силы, заинтересованной в самостоятельном развитии Грузии (равно как и Армении, и Азербайджана). Это осознавали политические силы в самой Восточной Грузии ‒ и царь Георгий XII, и противостоящие ему политические группировки, например, царевича Александра с его ориентацией на Персию.

Противоборство, в том числе и вооруженное, между различными группировками в Грузии представляло собой борьбу за политическую власть в стране, а не за ее суверенитет. Для России же следствием присоединения Грузии, стала, прежде всего, Кавказская война с горцами Северного Кавказа, а также многочисленные вооруженные выступления в самой Грузии. Главная проблема, с которой столкнулась императорская Россия в Грузии, ‒ это ее феодальная раздробленность. Следует отметить, что к Российской империи была присоединена далеко не самая стабильная в политическом отношении провинция Закавказья. Напротив, именно в Картли, наиболее развитой в политическом отношении и являвшейся своего рода центром Закавказья, централизованной власти не было, шла жесточайшая борьба между различными претендентами на престол и партиями феодалов, их поддерживающих. Целью русского правительства стало, таким образом, примирение противоборствующих сторон, обеспечение безопасности грузинского населения от вооруженных формирований претендентов. Междоусобицы приносили больше опустошений, чем нашествия горцев. Россия была вынуждена взять на себя решение данной проблемы. На практике был реализован, так называемый, принцип «Pax Russia» (по аналогии с принципом «Pax Romania», означавшего прекращение всех междоусобиц после римского завоевания). В Закавказье реализацией данного принципа для Грузии явилось присоединение ее к России.

С ликвидацией престола и, вследствие этого, междоусобицы в Закавказье, особенно в Грузии, трансформировались в антироссийские выступления, ставшими впоследствии устойчивыми и традиционными. По своему характеру и количеству они были сопоставимы лишь с обстановкой в другой провинции России ‒ Польше. Общественное мнение России XIX века так и называло Кавказ ‒ «азиатской Польшей»37. Ни в какой другой российской провинции отношения с подданными не принимали такого конфронтационного и открытого характера вооруженного противоборства. Не случайно по этому поводу лорд Г. Пальмерстон, в прошлом министр иностранных дел Великобритании, в сентябре 1853 года писал: «России не следует забывать о своих уязвимых местах в Польше, Черкессии и Грузии»38.

Чтобы ликвидировать источник сепаратизма в присоединенной провинции, российское правительство попыталось переселить во внутренние губернии России всех лиц, способных притязать на престол в Картли и Кахетии. Например, только князем П.Д. Цициановым к 1803 году было отправлено во внутренние губернии России до 90 человек царственного дома, с назначением им пенсиона из государственной казны. Тем не менее, с разрешением проблемы «престола» не была решена сама проблема сепаратизма. Внутриполитическое направление было не менее сложным, чем внешнеполитическое. Недооценка его российским правительством в последующем затруднила утверждение России в регионе. В 1804 году, через три года после присоединения Грузии к России, в Кахетии вспыхнуло восстание; антироссийские восстания и выступления имели место в 1812 году в Кахетии, в 1841 году ‒ в Гурии, в 1856 ‒ 1857 годах ‒ в Мингрелии, в 1857 году ‒ в Кахетии и т.д. И только в период управления Кавказом генералом А.П. Ермоловым с его жесткой и одновременно гибкой позицией по данному вопросу антироссийские выступления на время теряли свою остроту. Примечательно, что проблему сепаратизма царское правительство в период «проконсульства» А.П. Ермолова попыталось разрешить также и тем, что местное дворянство было уравнено в правах с российским, а грузинское и азербайджанское крестьянство в 1816 году освобождалось от крепостной зависимости. В самой же России это было сделано только лишь в 1861 году.

Междоусобицы и антироссийские выступления проходили на фоне русско-иранских и русско-турецких войн, а также войны с горцами Северного Кавказа. Это значительно осложняло военно-политическую обстановку в регионе и требовало активной военной политики России на Кавказе, усиления здесь ее воинских контингентов.39

Следующее направление интересов Российского государства во внутриполитическом плане определялось тем обстоятельством, что победоносные войны России над противниками в Закавказье закрепляли характер режима правления в самой Российской империи, укрепляя авторитет власти в обществе. Следствием таких войн, однако, являлись огромные военные расходы, тормозившие экономическое развитие страны.

Если в Европе (Западной и Центральной) политические процессы проходили на фоне промышленной революции, а также под знаменем различного рода революций на национально-освободительной или классовой основе, то в России XIX век был ознаменован сосредоточением усилий на южном, кавказском направлении, что выразилось в серии русско-турецких и русско-иранских войн и, в еще большей степени, войной с горцами Шамиля, получившей название Кавказской войны.

Посредством участия в указанных войнах царское правительство, помимо реализации военно-политических целей, стремилось также разрешить внутренний системный кризис в самой России. Все то, что дестабилизировало обстановку в империи, направлялось на войну. Революционные процессы в Российской империи уже в своем зародыше гасились на Кавказе. Так, по указу Николая I после восстания 14 декабря 1825 года из рот Московского и Гренадерского полков, выступивших на Сенатской площади, был организован сводный гвардейский полк и отправлен на Кавказ. Полк, в составе которого были 1232 «провинившихся» солдата, активно участвовал в военных действиях против Турции на Карсском направлении. Черниговский полк, поднявший знамя восстания против царского самодержавия на юге России, был расформирован, отдельные его части также были отправлены на Кавказ. Среди сосланных декабристов на Кавказе проходили службу все три брата Бестужевых, В.М. Голицын, В.С. Толстой, М.И. Пущин, Е.Е. Лачинов и многие другие. По негласному распоряжению Николая I во время военных действия против Персии и Турции декабристов отправляли на самые опасные места. До тех пор, пока шла Кавказская война, практиковалась и ссылка на Кавказ, в действующую армию нелояльных правительству лиц. Как видим, реализовывались не столько военно-политические интересы государства, сколько потребности самого правящего режима в самосохранении.

Российская империя в первой половине XIX века в полной мере приобрела вид военизированной монархии. И, если для политики России в XVIII веке было характерно предпочтение дипломатии войне, то с началом XIX века особенно после наполеоновских войн 1805 ‒ 1815 годов, характерной чертой стало силовое воздействие в целях достижения самых различных интересов. Милитаризация Российского государства приобрела всеобъемлющий характер, поглощая все внутренние ресурсы страны. Это в конечном итоге предопределило системный кризис в государстве и тенденции упадка Российской империи. Доминирование военных потребностей отразилось пагубно на других отраслях, из которых черпались ресурсы для военной сферы. В экономическом плане Россия стала вновь наиболее отсталой в Европе, серьезные проблемы возникли в политической, духовной и социальной ее сферах. Все это имело место на фоне затянувшегося финансового кризиса. Начиная с конца XVIII века, с первого займа Екатерины II у голландских банкиров на нужды русско-турецкой войны, и вплоть до 1917 года финансовый дефицит был характерным явлением экономики Российского государства.

Конец первой половины XIX века ознаменовался окончанием периода наступательных войн России. Наиболее явно эта проблема проявилась в поражении России в Крымской войне. Импульс, заданный Петром I в реализации интересов Российского государства посредством победоносных войн, ко второй половине XIX столетия угасал. В российской военной истории были еще победы генералов М.Д. Скобелева, И.В. Гурко, Н.Н. Юденича и А.А. Брусилова, но в целом данная тенденция уже обозначилась.

Действительность требовала сосредоточиться на внутренних проблемах. Это осознавали и сами государственные деятели России того времени. Например, канцлер России К.Е. Нессельроде (1815 ‒ 1856 годы) в своей известной «Записке о политических соотношениях» в 1856 году по существу признает ошибочность основных принципов, на которых он пытался строить внешнюю политику страны на протяжении своего долгого руководства ею40.

Очевидно, что реальные военно-политические интересы России в первой половине XIX века предполагали не милитаризацию всего государства, а оптимизацию военной организации и как следствие этого, ‒ военно-политических устремлений. По крайней мере, это должно было иметь место на период отсутствия реальной опасности для государства, чем и характеризуется первая половина XIX века.

Можно констатировать, что в целом в первой половине XIX века реализация военно-политических интересов России на Кавказе происходила в одинаковой степени напряженно, как на внешнеполитическом уровне, так и в процессе реализации внутренних потребностей в регионе самого Российского государства.

Внешнеполитический аспект интересов России предполагал аннексию иранских и турецких территориальных владений в Закавказье и оформление границ Российской империи в данном регионе. А.А. Корнилов, историк России XIX века, охарактеризовал проводившуюся политику как процесс формирования и укрепления государственной территории41.

Внутриполитический аспект военно-политических интересов России в Закавказье был направлен на стабилизацию в регионе и в целом в Российской империи политической обстановки посредством активного использования военной организации государства, вовлечения под ее контроль субъектов политики нелояльных режиму, потенциальных «дестабилизаторов» общества или, по определению Л.Н.Гумилева, «пассионариев».

Если же рассматривать военно-политические интересы России в регионе в разрезе геополитических потребностей, то региональными интересами Российского государства на данный период было покорение Кавказа, выразившееся в освоении транзитной территории, способной соединить Грузию с метрополией. Более перспективные интересы Российской империи определялись итогами войны с Наполеоном, по результатам которой Россия стала ведущей державой в Европе, определяющей военно-политическую обстановку не только в Европе, но и в значительной части Азии.

Прямым следствием данного положения стало явление, получившее название уже в XX веке «холодная война», причиной которой явилось не столько военно-идеологическое противостояние или декларируемая «советская военная угроза», сколько то, что Советский Союз после второй мировой войны стал сверхдержавой, определяющей политику, ее состояние и развитие в ряде регионов и, в целом, в мире. Такое же место в мировой политике занимала и императорская Россия в XIX веке, являвшая собой «русскую военную угрозу» интересам ведущих европейских государств.

Усиление экспансионистского характера военно-политических интересов России на Кавказе особенно внутриполитический аспект предполагали решение еще одной задачи ‒ соответствия данных интересов целям, потребностям и устремлениям народов Кавказа, их государственных образований (там, где они обладали суверенитетом). Аннексия (присоединение) территорий региона приняла необратимый характер и продолжалась на протяжении всего третьего и четвертого этапов, вплоть до 1917 года, в течение которых практически и были сформированы территории современных закавказских государств (посредством двух русско-персидских и четырех русско-турецких войн).

Наиболее напряженно этот процесс шел в Грузии, представленной в политическом спектре к началу своего присоединения к России девятью государственными образованиями. Среди них: царства Имеретинское и объединенное Картли и Кахетии, семь княжеств ‒ Абхазия, Мингрелия, Гурия, Одиши и др. Кроме того, современная Грузия включает в себя еще и территории в прошлом Ахалцихского и части Карского (Аджария) пашалыков Турции, с преобладанием населения мусульманского вероисповедания. Территория современного Азербайджана также в общем виде была сформирована в тот период посредством включения в состав Российской империи ханств: Бакинского, Гянджинского, Карабахского, Кубинского и других. Территория современной Армении представляет собой ее восточную часть, присоединенную к России по результатам Гюлистанского и Туркманчайского договоров.

Во второй половине XIX века во всем Кавказском регионе утвердилась военно-административная власть России. Задача, поставленная Александром I в начале века ‒ стоять на Кавказе твердо, ‒ к данному времени была реализована. Россия в регионе превратилась в сверхдержаву, в то время как Турция и Иран, обессиленные внутриполитическими кризисами и постоянными военными поражениями, переживали состояние упадка и стагнации. Турция, например, уже во второй половине XIX века была объявлена несостоятельной, находилась под опекой Европы, а правительствами Великобритании и Австрии по отношению к ней устанавливался и реализовывался на практике принцип вооруженного нейтралитета, направленного по своей сути против России. В целом, утверждение Российского государства в регионе не могло не вызвать обеспокоенности и противодействия со стороны европейских держав ‒ Великобритании, Франции, ‒ а с конца XIX века и Германии, претендовавших, в свою очередь, на доминирование на Кавказе и сопредельных с ним регионах.


1 – По данным арабских географов, Семендер располагался где-то поблизости от Каспийского моря в 4 (8) днях пути от Дербента и 7 (8) от Итиля. Чаще всего Семендер отождествляют с более поздним городом Тарки (ныне одноимённое городище близ Махачкалы). Согласно другой точке зрения, он мог находиться в низовьях Терека у современного Кизляра. Дагестанский археолог М.Г. Магомедов предположил, что Семендером в разное время могли называться оба пункта.

2 – Потто В.А. Кавказская война: В 5 т. ‒ Ставрополь: «Кавказский край», 1994. ‒ Т.1. ‒ С.14.

3 – См.: Белокуров С.А. Сношения России с Кавказом: Материалы, извлеченные из Московского главного архива Министерства иностранных дел С.А. Белокуровым. Вып. 1, 1517 ‒ 1613. ‒ М.,1889. ‒ C.XYIII.

4 – См.: Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. IY. История России с древнейших времен. Т. 7 ‒ 8 / Отв. ред. И.Д. Ковальченко, С.С. Дмитриев. ‒ М.: Мысль. 1989. ‒ С.269; ЦГАДА, ф. 110. Сношения России с Грузией, 1596‒1597 гг. № 1, л. 1‒110.

5 – См.: Полиевктов М.А. Материалы по грузино-русским отношениям. Изд-во Тбилисского гос. ун-та, 1937. ‒ С XXI.

6 – См.: Кунакова К.П. Русско-иранские торговые отношения в конце XYII ‒ начале XYIII в. // Исторические записки. / Отв. ред. А.Л.Сидоров. ‒ М.: Изд-во АН СССР, 1956. ‒ Т.57. ‒ С. 232.

7 – Династический престол Армении был ликвидирован еще в 287 году.

8 – См.: Полиевктов М.А. Материалы по грузино‒русским отношениям. С. I‒XXXI.

9 – См.: Любавский М.К. Историческая география в России. ‒М.:1908. ‒ С. 8.

10 – См.: Ключевский В.О. Сочинения: в 9 т. Т.II. Курс русской истории /Под ред. Б.Л. Янина; Послеслов. и коммент. составили Р.А. Киреева, Е.А. Александрова и Б.Г. Зимина. ‒М.: Мысль, 1989. –С.199.

11 – См.: Кунакова Н.П. Русско-иранские торговые отношения в конце XYII ‒ начале XYIII вв. – С. 234.

12 – См.: Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. ‒ М.: Высшая школа, 1993. ‒ С.21.

13 – Потто В.А. Кавказская война. ‒Т.1. ‒ С.27.

14 – См.: Бушуев С.K. Из истории внешнеполитических отношений в период присоединения Кавказа к России. ‒ М.,1955. ‒ С 59.

15 – См.: Фадеев А.В. Россия и Кавказ первой трети XIX века. ‒ М.: Изд-во АН СССР, 1960. ‒ С.32.

16 – См.: Юзефович Т.А. Договоры России с Востоком: политические и торговые ‒ СПб., 1869. – С. 195 ‒ 196.

17 – См. Юзефович Т.А. Указ. соч. ‒ С. 217.

18 – Более подробно об этом сказано в диссертации Тиктопулло Я.Ф. Русско-турецкие войны 1768 ‒ 1774, 1787 ‒ 1791 гг. и судьбы греков. Греческий проект Екатерины II. Автореф. дис. … канд. ист. наук. ‒ М.,1991.

19 – Бушуев С.К. Указ. соч. – С.10.

20 – ГПБ им. Салтыкова-Щедрина. Собрание сочинений А.В.Суворова. ‒ Т.15. ‒ С.18.

21 – См.: Сухотин Н.Н. Война в истории русского мира. – СПб., 1898. – С.20.

22 – См.: Елисеева О.И. Переписка Екатерины II и Г.А. Потемкина периода второй русско-турецкой войны 1787 ‒ 1791 гг. Автореф. дис. канд.ист.наук. ‒ М., 1995. ‒ С.2-3.

23 – См.: Юзефович Т.А. Указ. соч. ‒ С. 35 ‒ 36.

24 – См.: Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России. Вторая половина XVIII ‒ 80-е годы XIX века. ‒ М.: Изд-во МГУ, 1934.

25 – См.: Сухотин Н.Н. Указ. соч. ‒С.21; Маркова О.П. Россия, Закавказье и международные отношения в XVIII веке. ‒ М.: Наука, 1966. ‒ С 300.

26 – См.: Маркова О.П. Россия, Закавказье и международные отношения в XYIII веке. ‒ С 307.

27 – См.: Акты Кавказской археографической комиссии. ‒Т.1. – С.179‒181. Нота Грузинского посольства; Цагарели А. Грамоты. ‒Т.II. Вып. 2. ‒ С.287-288.

28 – См.: Гумилев Л.Н. Меня называют евразийцем //Наш современник. – 1991. – № 1. – С. 140.

29 – Агаян Ц.П. Указ. соч. ‒ С.45.

30 – См.: Кокиев Г.А. Присоединение Грузии к России //Исторические записки /Отв.ред.Б.Д. Греков. ‒М., Изд-во АН СССР, 1938. ‒ T. 4. ‒ С. 39.

31 – Агаян Ц.П. Указ. соч. – С.46.

32 – См.: Агаян Ц.П. Указ. соч. ‒ С. 199.

33 – См.: ЦГВИА, ф. ВУА, д. 6186, л. 46.

34 – Теплов В.А. Русские представители в Царьграде, 1796 ‒ 1891. ‒ СПб., 1898. ‒ С.58; Маркова С.П. Восточный кризис 20-х ‒ начала 40-х годов XIX века и движение мюридизма //Исторические записки / Отв. ред. А.Л. Сидоров. ‒ М.: Изд-во АН СССР, 1953. ‒ Т.42. ‒ С.202.

35 – См.: Юзефович Т.А. Указ. соч. ‒ С 78.

36 – Чавчавадзе И.Г. Сто лет назад // Иверия. ‒1896, ‒26 ноября; Шадури В.С. Летопись дружбы грузинского и русского народов с древних времен до наших дней. ‒ Тбилиси: Литература да Хеловнеба, 1967. – С.117.

37 – См.: Фадеев Р.А. Письма с Кавказа редактору Московских ведомостей. ‒ СПб.,1865.

38 – См.: Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Указ. соч. ‒ С 159‒160.

39 – Динамика роста численности российских войск в Закавказье следующая: расквартированный в Грузии в 1799 году 17-й егерский полк стал основой для формирования Грузинского (Кавказского) корпуса, в составе которого при кн. П.Д. Цицианове в 1803 году было уже 7 пехотных полков и несколько эскадронов общей численностью 17 469 человек. У генерала А.П. Ермолова Грузинский корпус составлял объединение из 11 полков, численностью более 40 тыс. человек, а у сменившего его графа И.Ф. Паскевича ‒ 57 тыс. К началу первой мировой войны в Закавказье были развернуты уже две Кавказские армии.

40 – См.: Российская Федерация: безопасность и военное сотрудничество. ‒ М, 1995. ‒ С.28.

41 – См.: Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. ‒ М.: Высшая школа, 1993.

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *