Геополитическая экспансия России на Кавказе в XYI-XX вв.

На протяжении практически всей своей истории Кавказ был объективно вовлечен в процессы геополитической и, прежде всего военно-политической экспансии. Овладеть Кавказом, доминировать в регионе пытались буквально все сопредельные ему государственные и аналогичные им политические образования, ставившие перед собой цель расширения границ своего господства и обеспечения контроля над важнейшими транспортными и торгово-экономическими магистралями, центром сосредоточения которых выступал Кавказский перешеек. Здесь проходили традиционные торговые пути из Европы в Персию и Индию, а также известный “Шелковый путь”, соединяющий Европу с Китаем. Таким образом, контроль над Кавказом и политическое господство в регионе предполагали большие материальные выгоды. Все это закономерно обусловливало притязания на Кавказский перешеек различных экономических и военно-политических центров силы.

Среди наиболее ранних попыток военно-политической экспансии в регион следует выделить военные походы на Кавказ персидских завоевате­лей из ди­настии Ахеменидов (Y-IY вв. до н.э.). Доминировавшее во II-I вв. до н.э. в Причерноморье, в том числе и на Черноморском побережье Кавказа, Понтийское царство времен Митридата IV после своего поражения уступило регион Римской империи. В I в. н.э. значительная часть Кавказа оказалась под властью сарматов, в IY – гуннов. В YII в. начинается экспансия в регион арабских халифатов. Последующая история региона непосредственно связана с господством на Северном Кавказе Хазарского и Половецкого ка­ганатов, а с началом монголо-татарского нашествия – тюркских завоевате­лей от Чингисидов (начало XIII в.) до Тимура (конец XY в.). На протяжении последующих XYI-XYIII вв. Кавказский перешеек стал ареной противоборства между Персидской и Османской империями. И, наконец, со второй половины XYIII в., началась полномасштабная военно-политическая, экономическая и цивилизационная экспансия в регион Российского государства, поставившего перед собой цель обезопасить свои южные рубежи, прорвать военно-политическую и торгово-экономическую блокаду на данном направлении, а также реализовать продекларированные в концепции “Москва – III Рим” мессианские установки – способствовать освобождению единоверных народов Кавказа от религиозного гнета и физического уничтожения.

Реализации комплекса этих целей и была посвящена кавказская политика России, цели и задачи ее экспансии в регион. В то же время принципиально важной характеристикой кавказской экспансии России, ее импульсом и побудительным мотивом являлось решение задач исключительно военно-оборонительного характера.

Кавказ на протяжении длительного времени являл собой один из наиболее уязвимых для безопасности России регион. Практически на протяжении XYI-XYII вв. южные и юго-восточные рубежи Русского государства представляли собой обширные степные пространства, по которым постоянно передвигались многочисленные кочевые народы, несшие смерть и разрушение русским городам и селениям. Логика борьбы заставляла Россию стремиться к установлению стабильных границ, которые можно было бы защищать. Но вплоть до Кавказских гор. Черного и Каспийского морей на юге таких границ не было”¹. Именно в этом заключался изначальный смысл всей кавказской политики России. Сложная военно-политическая обстановка на Кавказе, его постоянная вовлеченность в войны и конфликты, наличие в регионе агрессивных, враждебных России государственных военно-мобильных формирований требовали обеспечения военной безопасности страны на данном направлении. Достаточно вспомнить, например, что освободившееся из-под ига Золотой Орды в 1480 г. молодое Московское государство, тем не менее, не было освобождено от постоянной военной опасности, исходившей от преемников распавшейся Орды – Казанского, Астраханского, Крымского ханств и непосредственно на кавказском направлении – Ногайской орды. Но если на Западе и Востоке русские земли были ограждены от набегов лесными массивами, то “степные пространства на юге России во многом способствовали регулярным набегам кочевников”². Незащищенные естественными преградами южные границы, соседство с мобильными военно-феодальными образованиями создавали постоянную военную опасность для Русского государства. Причем опасность со стороны данных формирований угрожала не только приграничным районам, но и жизненно важным центрам страны, включая и столицу Московского царства. Наиболее опасным в этом плане для Русского государства являлось черноморское кавказское направление, которое в данный период представляло собой сеть опорных пунктов Турции, превратившихся уже во второй половине XYI века в небольшие крепости: Сухум, Гагры, Темрюк и др. На данной территории турками при непосредственном участии крымских татар и ряда кавказских общин была фактически реанимирована работорговля, причем основную массу продаваемых в рабство людей составляли жители степных районов России, Украины, Польши, а также представители христианского населения Армении и Грузии. Уже начиная с XYI в. “турки и крымский хан ежегодно вывозили с Кавказского побережья более 12 тыс. рабов”³. Данные очевидно более, чем впечатлительные и значительные, учитывая внезапный расцвет в этот период и Турции, и Крымского ханства, базировавшемся исключительно на невольничьем труде.

Таким образом, становление и развитие самого Российского государства объективно предполагало обеспечение военной безопасности и соответственно активизацию военно-политических усилий на кавказском направлении, являвшимся одним из наиболее опасных и незащищенных. Данное обстоятельство сыграло главную и решающую роль в развитии внешнеполитической экспансии России на Кавказ, начавшейся фактически с момента образования централизованного Российского государства, т.е. с конца XY – начала ХYI вв. Этот период экспансии характеризуется в основном процессом поиска военно-политических контактов России с государственными образованиями региона.

К периоду правления Ивана Грозного, который первым из государственных деятелей в российской истории осознал значение Кавказа в обеспечении военной безопасности молодого Московского царства, следует отнести и непосредственно истоки российской экспансии в регионе. Историческое значение в этом плане имел брак Ивана Грозного с дочерью кабардинского князя Темрюка в 1561 г., который по праву можно считать важнейшей политической акцией русского царя, направленной на укрепление позиций России в регионе. Результатом этого стало принятие Кабарды (наиболее развитого в регионе в государственном и военно-политическом отношении образования) под покровительство России. Породнившись с влиятельным кабардинским родом Темрюковичей, московский царь в лице кабардинских князей и самой Кабарды приобрел стратегического союзника в борьбе не только с кавказскими военно-феодальными образованиями, но и с доминировавшими в тот период в регионе Турцией и Персией. Получив, таким образом, своеобразную опору, в лице Кабарды, на Центральном Кавказе, Русское государство фактически заявило о своей позиции в кавказских вопросах и о стемлении преодолеть военно-политическую блокаду искусственно созданную на данном направлении региональными державами и, прежде всего Турцией. В последующем же, по свидетельству автора исследования “Кавказская война” генерала русской армии В.Потто, практически все российские государи (начиная с Ивана Грозного), стремились к утверждению своей власти на Кавказе. “Мысль о господстве на Кавказе становится наследственной в русской истории”⁴.

Во многом этому также способствовал начавшийся стихийно процесс формирования на юге страны казачества, историческое предназначение которого состояло не только в анти­феодальном протесте внутри России, но и в необходимости оградить “русскую землю” от бесконечных набегов кочевников. Прежде всего, это относится к старейшему в истории страны донскому казачеству, которое на протяжении столетий прикрывало южную степную зону России на пространстве от Дона до Волги. Впоследствии донское казачество, возникшее стихийно, стало важнейшим инструментом государственной политики России, в том числе и на кавказском направлении. Столь же стихийно и естественно возникло казачество и на самом Кавказе, на берегах Терека. Его основное предназначение заключалось уже непосредственно в предупреждении, а по возможности и в обеспечении военной безопасности приграничных районов за пределами собственно России⁵. В силу отсутствия у государства сил и средств, необходимых для обеспе­чения охраны и обороны южных рубежей, Московское царство всемерно поддерживало деятельность казачества на кавказском направлении. В этом плане показательна, например, поддержка И.Грозным гребенских казаков, заложивших в устье реки Сунжа Терский городок. В течение продолжительного времени данный городок выполнял роль передового военно-оборонительного рубежа России, задача которого заключалась в контроле над развитием военно-политических процессов в регионе и предупреждении внезапных нападений на Русскую землю. Значение Терского городка подтверждается также и тем, что его существование на территории, фактически подвластной Турции, в 1571 г. едва не стало причиной русско-турецкой войны. Турция имела свои виды на Кавказ и непосредственно на Кабарду, считала ее подвластной себе и поэтому не могла принять протекторат над ней России. Лишь прямая угроза объявления войны со стороны Порты заставила русское правительство разрушить казачий Терский городок. Но уже в 1578 г. он вновь был восстановлен и продол­жал в дальнейшем выполнять функ­ции сторожевой заставы России. В этой акции московского правительства отразилось стремление отражать агрессию Турции и подвластных ей государственных образований в регионе уже за пределами Русской земли.

Другое направление политики России на Кавказе предполагало установление и развитие связей с народами и государственными образованиями региона. Во взаимоотношениях с самими кавказскими владетелями царское правительство с самого начала занимало достаточно сдержанную позицию, проявлявшуюся в стремлении к установлению и обеспечению развития взаимоотношений с ними. Показательно в этом плане установление особых дипломатических отношений с монархом наиболее крупного и ведущего грузинского царства – Кахетии (в российских документах того времени – Иверская земля) – Александром II, подписавшим прошение о переходе своего царства в полное подданство мосоковского царя. Причем инициатива подданства России исходила от самого царя Александра, пытавшегося использовать Московское царство для освобождения Кахетии от персидского гнета и недопущения ее аннексии Османской империей. Направленная для реализации этой цели военные экспедиции России под командованием воевод А.Хворостина⁶ между тем не достигла намеченных целей, потерпев поражение от объединенных войск горцев Северного Кавказа. Было очевидно, что Московское государство в конце XVI века еще не могло оказывать вооруженный протекторат таким отдавленным государственным образованиям, как Кахетия. Тем не менее, данной военно-политической акцией Россия обозначила свою позицию и интересы на Кавказе, а в полном титуле царя Федора Иоанновича уже значился титул “государя земли тверской, грузинских царей и Кабардинской земли, черкесских и горских князей”⁷.

Борис Годунов, несмотря на сложную внутриполитическую обстановку в стране, продолжил политику, направленную на развитие отношений и оказание помощи отдельным грузинским государствам, в том числе и Кахетии. В 1604 году им была вновь направлена военная экспедиция в Тарки во главе с воеводами И.М.Бутурлиным и В.Т.Плещеевым. При этом ее цели были аналогичными предыдущей военной кампании – завоевание тарковского шамхалата. Отряду, возглавляемому И.М.Бутурлиным, пришлось в Дагестане столкнуться уже непосредственно с турецкими войсками, с помощью которых горцами он был полностью уничтожен. Характерно, что причиной поражения второй экспедиции на Кавказ, явилось так же, как и ранее – неоказанная своевременно вооруженная помощь со стороны кахетинского царя. Для правителей региона, находившихся между “двух огней” в лице Турции и Персии, уже тогда характерна была практика решать вопросы посредством использования внешней военной силы, и эта роль предназначалась России. Дальнейшие события в Кахетии (убийство царя Александра, переориентация захватившего престол его сына Константина на Персию) временно ослабили российско-кахетинские и в целом российско-кавказские политические отношения. Проблемы последующего развития России, связанные с преодолением последствий смуты, сделали их еще более слабыми, но, тем не менее, не остановили ее военно-политическую экспансию на Кавказ. В целом отличительной чертой русско-кавказских политических отношений в данный период являлась их фрагментарность и эпизодичность, а также то, что они, как правило, строились не под эгидой государства, а на региональном или приграничном уровне. Основной акцент во внешнеполитической деятельности России на кавказском направлении делался на противодействие военно-политической экспансии Турции, посредством установления и развития торгово-экономических и военно-политических отношений с народами и государственными образованиями региона, а также установления военно-политического “союза” с Персией, для которой господство в регионе Османской империи было столь же опасно, что и для России. Цели Турции, например, заключались в установлении своего протектората над всем Закавказьем и Дагестаном; находящихся в вассальной зависимости Персии, а также перехода под ее контроль транзита шелка и других товаров из Персии и Индии в Европу. К России выдвигались требования восстановить Астраханское ханство и не вмешиваться в кавказские дела. Поэтому российско-персидский альянс был взаимовыгоден. О его значении, например, говорит тот факт, что еще в 1586 г. шахом Ирана Годабендом, после очередного поражения Персии московское царю были обещаны города Баку и Дербент (в обмен на военную помощь), а его сын шах Аббас Великий, кроме того, он уступал России также и Кахетию⁸ с тем, чтобы они не достались Турции.

Таким образом, основные цели экспансии Российского государства на Кавказ в XYI-XYII вв. определялись его потребностью обеспечения военной безопасности, что представляло собой задачу стратегического характера. Не менее важной была также потребность России в прорыве блокады на кавказском направлении. Эта цель реализовывалась посредством установления дипломатических и иных контактов с рядом кавказских государственных образований и развития торгово-экономического союза с Персией с тем, чтобы уравновесить военно-политического мощь Османской империи в регионе. Все вышеперечисленные акции русского правительства на Кавказе знаменовали собой лишь поиск подходов к решению основного вопроса – ее полноценному утверждению в регионе. В силу же отсутствия достаточных сил и средств, собственной уязвимости на данном направлении они носили не последовательный и эпизодический характер.

Новый импульс военная политика России на Кавказе приобрела лишь в период правления Петра I. Во время его царствования вновь восстанавливаются политические отношения с Кабардой. В частности, в 1711 г. Петром I в грамоте кабардинским князьям документально подтверждается покровительство ей Россией⁹. Позднее протекторат России распространяется и на Осетию. Устанавливаются также политические отношения Петербургского двора с рядом северокавказских правителей. Таким образом, экспансия Российского государства на Кавказ, беря начало в его центральной части, постепенно распространялась на периферию, к побережьям Каспийского и Черного морей. Перспективное направление военной политики России в данном случае приобретал Дагестан, по каспийскому побережью которого проходил так называемый “Малый шелковый путь” – важнейшая торговая магистраль, соединяющая индийские и персидские торговые центры с европейскими. Еще в 1667г. был подписан первый торговый договор между русским правительством и представителями джульфинской торговой компании¹⁰, закреплявший торгово-экономические отношения между Россией и Персией. В 1673 г. этот договор был вновь подтвержден, а в 1717 г. русский посланник в Персии А.П.Волынский заключил русско-персидский договор, согласно которому русские купцы получили право свободной торговли на территории Персии. И хотя данные акты не давали основания перевести отношения между Россией и Персией в плоскость союзнических отношений, тем не менее, можно утверждать, что торгово-экономический альянс России с Ираном сыграл свою позитивную роль для последующего утверждения ее позиций в регионе.

В конечном итоге венцом всей кавказской политики России в данный период стал знаменитый каспийский (персидский) поход Петра I, результатом которого явились значительные территориальные приобретения России в Прикаспии. Характерно при этом то, что Россия не воевала с самой Персией, а ввела свои войска лишь на территории уступленные ей персидским правительством в 1723 г. по договору, заключенному с шахом Тахмаспом. К России, таким образом, отошли “в вечное владение Дагестан, Ширван, Мазендаран, Гилян и Астрабад”¹¹, т.е. практически все западное и южное побережье Каспия. Возникший же на этой почве конфликт между Россией и Турцией, также претендовавшей на Каспийское побережье, был урегулирован только в 1724 г., когда в силу заключенного между этими государствами договора, Турция лишалась права иметь владения на побережье Каспийского моря, и оба государства не должны были посягать на независимость Ирана. По итогам похода, таким образом, была достигнута вторая по значимости цель государственной политики Петра I – “прорублено окно в Азию”, т.е. ликвидирована ее блокада на южном направлении. Не менее значимым было также и то, что под контроль России попадали и торговые потоки “Шелкового пути”. В целом же программа Петра I в отношении Кавказа была более значительной и предусматривала “распространение влияния России в направлениях: от Азова до Кубани, от Астрахани к центральным “шелковым торгам” Ирана и от Пятигорска до Тифлиса – центра Грузии”¹². Но реализация данной программы в силу целого ряда причин и, прежде всего, последующих внутриполитических кризисов в стране стала невозможной.

Политика преемников Петра I в период “междуцарствия” знаменовала собой откат в кавказской политике России и соответственно потерю завоеванных ранее позиций в регионе. Персии по условиям Рештского договора (1733 г.)¹³ были уступлены все провинции, завоеванные в каспийском походе, а русские войска были выведены за пределы Дагестана. Фактическая денонсация ранее подписанных Персидского (1723 г.) и Константинопольского (1724 г.) договоров ослабили позиции России на Кавказе и к тому же обострили ее отношения с Турцией. В результате этого обострения в 1735 г. Турцией была объявлена России война, в ходе которой основные боевые действия, хотя и велись на балканском направлении, но непосредственной причиной самой войны был в значительной степени Кавказ, а точнее – Кабарда. Выбор же балканского направления ведения боевых действий главнокомандующим русской армией графом Минихом, был традиционен и крайне ошибочен. У Турции на балканском направлении были сосредоточены наиболее мобильные и боеспособные войска, значительно превосходившие по своим качествам ее войска на кавказском направления. К тому же из-за близости Крыма подвоз провианта и снаряжения для русской армии был практически невозможен. Армия под командованием Миниха, отрезанная от своих тыловых коммуникаций, не потерпев поражений, была фактически уничтожена вследствие болезней и голода. Кампания, таким образом, оказалась крайне неудачной для России, что и было отражено в ее итогах – в Белградском (1739г.) договоре, который впервые в истории русско-турецких отношений затрагивал спорный между Россией и Турцией вопрос о судьбе Кабарды. В статье 6 этого договора сказано, что “Большой и Малой Кабарде и кабардинскому народу быть вольными и не находиться под владением ни той, ни другой империй, а служить как бы барьером между ними”¹⁴. Между тем это не соответствовало интересам ни России, ни самой Кабарды. Более того, в значительной степени ослабляло позиции Российского государства в целом на Кавказе. Главный же итог поражения заключался в том, что вновь на длительное время была отложена реализация программы утверждения России в регионе.

Следующий период активизации российской политики на Кавказе связан с царствованием Екатерины II и реализацией ею и князем Г.А.Потемкиным, курировавшим Восточную политику России, планов нанесения окончательного поражения Турции. Вследствие этого русским правительством предусматривалось использование региона уже непосредственно в военном отношении. Кавказ должен был стать, по планам Г.А.Потемкина, военно-политическим плацдармом России в ходе русско-турецкой войны (1768-1772 гг.) с последующим распространением боевых действий непосредственно на азиатскую территорию Турции. Сопредельные Кавказу турецкие провинции Восточной Анатолии были наиболее отсталыми в экономическом и политическом отношении, а в силу их удаленности от центра и труднодоступности власть султанского правительства в регионе была номинальной, самовластие же турецких феодалов, напротив – безгранично. Все это в комплексе определяло кавказское направление для Турции наиболее уязвимым. Понимая это, а также возможность использования антитурецкого национально-освободительного движения на Кавказе, Екатерина II осенью 1769 г. направила в Грузию против турок корпус под командованием графа Тотлебена, который, “двинувшись из Моздока, перешел Кавказские горы долинами Терека и Арагвы и расположился на зимних квартирах в Грузии”¹⁵. В целях же предотвращения аналогичных акций со стороны Турции на Кавказ, в район Кубани, в том же году был отправлен отряд генерала Медема. Это были первые после каспийского похода Петра I крупные войсковые операции по перемещению группировок русских войск на Кавказе. И хотя от последующего наступления на Восточную Анатолию пришлось отказаться, тем не менее, была достигнута важнейшая цель российской экспансии – создание в регионе операционной базы для вооруженной борьбы с доминирующими в регионе Турцией и Крымским ханством. Итогом военно-политической деятельности Российского государства в период правления Екатерины II стало закрепление позиций России на Черноморском побережье Крыма и Новороссии (северо-восток Кавказа), создание на Кавказе полноценной “буферной” зоны, предупреждавшей внезапные нападения на южные приграничные регионы самой России. Более того, сама Российская империя с этого момента могла оказывать влияние на безопасность любого государства в регионе, а также интересы в нем ведущих европейских государств.

Для более эффективного управления краем была проведена администра­тивная реформа в регионе, по которой в 1785 г. было образовано Кавказское наместничество, включавшее в себя Кавказскую и Астраханскую области¹⁶, первым наместником которого стал Г.А.Потемкин.

К сожалению, последующие акции Павла I вновь знаменовали собой откат в политике России практически по всем направлениям, в том числе и на кавказском. Связано это было не столько с переоценкой политики России в регионе ее новым руководством, сколько неприятием Павлом самой Екатерины II и всей ее политики. А поскольку кавказское направление было стержневым во внешнеполитическом курсе императрицы Екатерины в последние годы ее правления, один из первых указов Павла касался именно кавказской политики. По этому указу, в частности, Павлом был отменен персидский поход В.Зубова, целью которого по планам Екатерины было окончательное решение в пользу России вопроса о статусе Закавказья и Дагестана, заставив персидских правителей отказаться от притязаний на них. В последующем императором Павлом I были также фактически денонсированы и все подписанные князем Потемкиным от имени Екатерины договоры с феодальными владетелями и старшинами региона, в том числе и так называемый Георгиевский трактат, определявший не только вассальную зависимость Грузии, но и обретение Российской империей важнейшей стратегической операционной базы в Закавказье. Все это в значительной мере ослабило позиции России на Кавказе и в целом существенно осложнило обстановку в регионе.

Именно в этот период, на рубеже XYIII-XIX вв. военно-политическая обстановка на Кавказе характеризуется усилением активности в регионе ведущих европейских держав, интересы которых были сконцентрированы на сопредельных Кавказу Ближнем Востоке и Центральной Азии (являвшихся центром пересечения всех азиатско-европейских торговых магистралей). Значение Кавказа в рассматриваемый период объективно и закономерно возросло, поскольку он являл собой еще и территорию, свободную от господства какой-либо иной крупной державы, и непосредственно находился на стыке владений трех региональных держав – России (только начинавшей завоевывать позиции в регионе), а также Персии и Турции (все больше их здесь утрачивавших). С другой стороны, значение Кавказа для европейских держав определялось тем, что именно здесь, по побережью Каспийского моря проходил “Малый шелковый путь”. В частности, например, для Великобритании с ее индийскими колониями и достаточно сильными позициями Ост-Индийской компании в Персии (монополизировавшей здесь всю торговлю шелком) необходим был контроль над этой важнейшей торговой магистралью. Для Франции, не обладавшей в регионе ни колониями, ни сколько-нибудъ значимыми экономическими и политическими позициями принципиально важным было подорвать этот экономический потенциал Британии. Кроме того, геополитические замыслы руководства Франции определялись также ее стремлением к колониальным приобретениям, поскольку их наличие являлось необходимым условием становления ее в качестве мировой державы.

И, наконец, третий фактор, определявший повышенное внимание европейских держав к Кавказу, носил субъективный характер. Наполеон Бонапарт, ставший к этому времени первым консулом Французской Республики, стремился во, чтобы тот ни стало повторить поход Александра Македонского в Индию с тем, чтобы нанести сокрушительное поражение Англии непосредственно в ее важнейшей колонии. С этой целью он добивается не только мира, но и военного союза с Россией. Так, во время первой, после Великой Французской буржуазной революции, дипломатической миссии в Париж посланнику русского императора генералу Српенгпортену Наполеоном было сказано буквально следующее: “Ваш государь и я – мы призваны изменить лицо земли”¹⁷. Павел I поддержал Бонапарта в его экспансионистких устремлениях и практически немедленно, по возвращению своего посланца в Петербург приступил к реализации собственного индийского похода, направив для завоевания Индии корпус под командованием казачьего генерала Платова.

В то же время Павел I отчетливо себе представлял, что без надежной операционной базы на Кавказе планы завоевания Индии не состоятельны. Поэтому им в срочном порядке восстанавливаются все ранее подписанные договоры с кавказскими суверенами. В 1799 г. в Тбилиси, являвшимся своеобразным центром Закавказья вводятся два батальона регулярной пехоты под командованием Лазарева. А в ответ на обращение грузинского царя Георгия XII о принятии Кахетии и Картли в полное подданство Российской империи, Павлом принимается решение о ликвидации здесь династического престола и введении в Грузии губернского правления.

Вследствие этого в регионе сложилась уникальная ситуация, при которой Россия, имея свои владения в Закавказье, была практически отрезана от них полунезависимыми государственными образованиями Северного Кавказа в лице Чечни, Дагестана и Северо-Западного Кавказа. Это одно из важнейших обстоятельств, предопределивших неизбежность вооруженного столкновения России с горцами Кавказа. Территория Северного Кавказа представляла собой своеобразный анклав, разделяющий российские провинции. Довольно точно сложившуюся в данный период военно-политиче­скую обстановку в регионе охарактеризовал К.Маркс. “Кавказские горы, – писал он, – отделяют южную Россию от богатейших провинций Грузии, Мингрелии, Имеретии и Гурии … Таким образом, ноги гигантской империи отрезаны от туловища”¹⁸. В условиях XIX в. это было недопустимым явлением, поэтому Россия должна была или уйти из Закавказья, или же присоединить Северный Кавказ. Планами царского правительства предусматривалось воссоединение Закавказья с Россией. Поэтому практически одновременно с присоединением Восточной Грузии начался и процесс подчинения России неконтролируемых общин Северного Кавказа. Но в отличие от аннексии закавказских провинций, где эти процессы были восприняты благожелательно со стороны местного населения, на Северном Кавказе экспансия приняла военно-силовой характер. Это объяснялось тем, что Россия в реализации данной задачи “столкнулась с огромным количеством никому не подчинявшихся, разрозненных и враждовавших между собой патриархально-родовых обществ, принадлежавших к одной или совершенно разным языковым и этническим группам, исповедовавших разные религии, находившихся на разных уровнях социальной организации и поэтому плохо поддававшихся управлению”¹⁹. Задача, которая на первый взгляд казалась несложной и реализуемой в короткий срок и с помощью незначительных средств, на практике оказалась не достижимой в течение длительного времени. Процессы присоединения Северного Кавказа происходили на протяжении десятилетий и сопровождались открытым вооруженным сопротивлением определенной части горцев Северного Кавказа, для которых их присоединение к Российской империи знаменовало коренное изменение образа жизни, и прежде всего искоренение такого важнейшего, сложившегося на протяжении столетий явления как набеги, являв­шихся не только традиционной, но и порой единственно возможной формой промысла для жителей, особенно высокогорных районов Кавказа.

Характеризуя последующую территориальную экспансию Российского государства на Северный Кавказ в начале XIX вв., следует отметить, что изначально процессы присоединения северокавказских владений к России носили не насильственный, а преимущественно добровольный и договорный характер. Показательна при этом политика России в отношении горских народов, традиционно строившаяся на принципах “собирания земель”. Характер и направленность данной политики были определены указом Екатерины II 28 февраля 1792 года, в котором, в частности, подчеркивалось “что не единою силою оружия … побеждать народы, в неприступных горах живущие … но паче правосудием и справедливостью, приобретать их к себе доверенность, кротостью смягчать, выигрывать сердца и приучать их более обращаться с русскими”²⁰. Этим же указом Екатерины II кавказскому командованию также вменялось в обязанность строго следить, чтобы от русских подданных “не было чинено ни малейших притеснений и обиды горцам”²¹. Традицию екатерининского протекционизма по отношению к народам Кавказа продолжил и развил в последующем Павел I, хотя и не принимавший в целом ее политики. Так в частности, одним из последних своих “особых повелений” Павел I от 28 мая 1800 г. предписывал русской администрации на Кавказе стараться как можно меньше вмешиваться во внутренние дела горцев между собой, если это не вредит интересам и границам Российского государства, “разумея, что сии народы находятся больше в вассальстве российском, нежели в подданстве”²². Основы данной политики были заложены в 1802 г. на съезде в г.Георгиевске представителей общин и государственных образований Северного Кавказа, где были подтверждены условия ранее подписанных с царским правительством договоров. И уже к 1812 г. подданство России принял практически весь Дагестан. Еще ранее по документам в состав России вошли: Ингушетия – в 1770 г., в 1774 г. по условиям Кючук-Кайнаджирского мира в состав России вошли Осетия и вновь Кабарда, в 1781 г. – Чечня²³.

Интересен при этом сам факт принятия подданства Российской империи представителями чеченских общин (тема одна из наиболее актуальных в современных условиях). К 1780 г. многие чеченские общества уже приняли присягу на верность России и просили ее подданства²⁴. 21 января 1781 г. представители Чечни явились к кизлярскому коменданту Куроедову и официально приняли подданство России. Между царскими властями и чеченцами был составлен акт, определявший условия этого подданства. В преамбуле договора в частности отмечалось: “Мы … большие чеченские, хаджиаульские старшины и народ добровольно, чистосердечно, по самой лучшей нашей совести объявляем… что, чувствуя от ее императорского величества щедрые милости и мудрое управление, прибегаем под покровительство, выспрашиваем всевысочайшее повеление о принятии всех старшин и народ по-прежнему в вечное подданство”²⁵. Договор состоял из 11 статей, главные из которых относились к характеру подданства Чечни, к русско-чеченским отношениям в целом. Подписание акта о российском подданстве состоялось в ауле Чечен в торжественной обстановке. После переговоров в ауле Чечен и подписания договора российская администрация на Северном Кавказе с полным основанием могла считать, что “ныне уже подданных суть престолу ее императорского величества” чеченские, ингушские и карабулакские общества”²⁶.

В целом период добровольного вхождения народов Северного Кавказа и их государственных образований в состав России происходил вплоть до Гюлистанского договора (1813 г.) с Ираном и Андрианопольского (1828 г.) – с Турцией, подписав которые Иран и Турция окончательно признавали присоединение Дагестана и Черноморского побережья Кавказа к России. В соответствии с характером аннексии строились и взаимоотношения России с народами Северного Кавказа, которые на данном этапе еще “не сопровождались установлением у них царского административного аппарата”. По существу, такой аппарат и не мог быть создан из-за отсутствия у России для реализации этих целей сил, средств, как военно-политического, так и экономического характера. Поэтому власть по-прежнему оставалась у местных кавказских феодалов. Царское правительство со времен Екатерины II пыталось не завоевать, а привлечь правителей региона на свою сторону, для этого “…употреблять всевозможные средства привлекать к нам различных владельцев … возбуждая в одних любочестие к желанию быть удостоенным от руки нашей, а другим, внушая, какое обогащение, пользы и выгоды последовать могут им и подданным их от спокойного владения и от торговли с россиянами”²⁷. С этой целью им, после принятия подданства Российской империи присваивались, как правило, генеральские чины, назначалось жалованье, гарантировалось наследственное владение их ханствами. Шамхал Тарковский, например, после принятия подданства России в 1793 г. был произведен в тайные советники с назначением жалованья в 6 тыс. рублей в год на содержание войска. В 1799 г. он был возведен в чин генерал-лейтенанта²⁸. Аварский хан имел чин генерал-майора и, даже кадий табасаранский, лицо духовное, тем не менее, имел чин полковника российской армии²⁹. Таким образом, правители региона как бы состояли на службе у российского императора и в то же время они были суверенными в управлении своими владениями. Важнейшим условием, определявшим их правовой статус и как следствие сохранение власти – являлась лояльность Российской империи и неучастие в войнах против нее. Об оказании какой-либо военной помощи или же несении повинности, как это делалось с покоренными народами, речи не было. Во многом подобной политике способствовало также и нежелание самих государственных деятелей России основательно и глубоко втягиваться в политические процессы на Кавказе, понимая их сложность и неопределенность, а также недостаток ресурсов Российского государства для длительной и активной военной политики в регионе. Поэтому долгое время руководство России не могло определиться со своей позицией на Кавказе. Пассивный характер политики предполагал ее оборонительную направленность. Между тем, такое положение не могло продолжать сколь угодно долго и, в конечном итоге, Россия была поставлена перед выбором или уйти с Кавказа или проводить более активную наступательную политику, хотя само по себе присоединение же территорий в регионе для Российской империи было уже не столь значимо. Основная идея программы правительства Александра I в отношении Кавказа заключалась в необходимости закрепления позиции Российской империи в регионе для реализации в последующем более значимых целей.

Именно это и обусловило коренной перелом в политике России на Кавказе произошедший в средине второго десятилетия XIX в. Многие исследователи кавказской политики России связывают изменение официального курса Российского государства в регионе с назначением наместником на Кавказ генерала А.П.Ермолова и его последующей жесткой политикой колонизации региона. На самом же деле это лишь частично отражает реальные по­литические процессы на Кавказе в начале XIX в. и являет собой упрощенную трактовку событий, подменяющую причину и следствие в данном случае кавказской политики России. Не генерал А.П.Ермолов изменил политику России на Северном Кавказе, а изменившееся видение целей и задач российской политики в регионе руководством страны востребовало феномен А.П.Ермолова – одного из наиболее почитаемых героев Отечественной войны, представителя суворовской школы полководцев-победителей и являвшегося таким образом живой легендой для всего офицерского корпуса России.

В общем виде Александр I свою позицию по кавказскому вопросу озвучил словами: “Стоять на Кавказе твердо”³⁰. Реализации этой программы более всего соответствовал А.П.Ермолов и поэтому, невзирая на ряд личностных качеств и близость его к либеральным кругам офицерского корпуса, а также репутацию мятежного генерала, он все же был назначен Командующим Грузинским корпусом. И более того, значи­мость задач, стоявших перед генералом А.П. Ермоловым, предопределила степень его ответственности и полномочия, которыми наместник был наделен Александром I. Среди полномочий наместника, например, были и такие, как принятие кавказскими народами подданства Российской империи, ведение вопросов войны и мира, вплоть до объявления войны и начала военных действий, будь-то в Закавказье, на Северном Кавказе или же в приграничных России регионах Персии и Турции и т.д. В руках наместника была сконцентрирована огромная власть – командира Отдельного кавказского корпуса и главноуправляющего Грузией, ему подчинялись Каспийская флотилия. Черноморское казачье войско. Астраханская и Кавказская губернии. Общая численность всех войск, сосредоточенных у наместника, составляла более 50 тыс. человек. Все это свидетельствовало о значимости кавказской политики для официального Петербурга.

В соответствии с вышеназванной программой Александра I и строилась в последующем вся кавказская политика. В этой программе Россия, по существу, продекларировала свою военно-по­литическую экспансию в регион. И именно в период наместничества на Кавказе генерала А.П.Ермолова, военная политика и соответственно геополитическая экспансия России в регионе приобретает целенаправленный характер и качественно новое содержание, основная специфика которого заключалась в разделении горских народов на лояльных и нелояльных России (мирных и немирных – по терминологии XIX в.), подавлении открытых вооруженных выступлений в регионе против России и предотвращении возможных аналогичных возмущений. Важнейшим фактором, определившим суть его политики, явилось то, что “проконсул Кавказа” не представлял себе, что какой-то владетель отказывает в покорности императору России, власть которого была, по его мнению, более справедливой. И поэтому усилия наместника были направлены на ограничение суверенной власти кавказских владетелей, а там, где это было возможно – и полное ее прекращение.

В более широком смысле свою задачу А.П.Ермолов видел в продолжении начавшегося задолго до него процесса собирания земель. Поэтому к окончанию его правления большинство государственных и этно-территориаль­ных образований Кавказа находилось в полном владении Российской империи.

Исходя из анализа сложившейся военно-политической обстановки Ермоловым были выработаны основные принципы и направления воен­ной политики России на Северном Кавказе, изложенные им в рапорте императору Александру I 12 февраля 1819 г.: “Государь! Внешней войны опасаться не можно … Внутренние беспокойства гораздо для нас опаснее! Горские народы примером независимости своей в самых подданных вашего императорского величества порождают дух мятежный и любовь к независимости. Теперь средствами малыми можно отвратить худые следствия; несколько позднее и умноженных будет недостаточно”³¹. На основании данного видения им целей и задач военной политики России в регионе, еще в 1818 г., Ермоловым была предложена Александру I программа действий, которая предусматривала создание на Северном Кавказе, и особенно в Чечне, расширенной сети оборонительных сооружений, ограничивавших свободное передвижение мобильных формирований горцев, направлявшихся для осуществления набегов в равнинные районы³².

В соответствии с данной программой Ермоловым был составлен последовательный и систематический план наступательных действий. Показательна в этой связи сама стратегия Ермолова по реализации задачи установления власти России в регионе. “Кавказ, – говорил Ермолов, – это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Надо или штурмовать ее, или овладеть траншеями. Штурм будет стоить дорого, так поведем же осаду”³³. Не спуская гор­цам ни одного грабежа, не оставляя безнаказанным ни одного набега, в то же время он, по мнению А.Керсновского, “положил никогда не делать второго шага, не сделав первого, – не начинать решительных действий, не оборудовав предварительно их баз, не создав раньше наступательных плацдармов. Существенную часть плана составляла постройка дорог и просек, возведение укреплений (топору и заступу Ермолов отво­дил место наравне с ружьем) и, наконец, широкая колонизация края казаками и образование “прослоек” между враждебными России племенами путем переселения туда “преданных нам племен”³⁴. Характерна в этом плане военно-политическая прозорливость Ермолова, поскольку последующее развитие событий в регионе подтвердило опасения главнокомандующего. Уже весной 1818 г. все внимание русской военной администрации было обращено на восстание в Чечне. Понимания всю значимость данного восстания, а также возможные его последствия Ермолов лично возглавил экспедицию в Чечню, “рядом коротких ударов привел в повиновение всю местность между Тереком и Сунжей, построил крепость Грозную”. Обезопасив аналогичным образом левый фланг со стороны Дагестана, Ермолов пошел в Аварию на Дженгутай, где в этот период также происходило восстание, возглавляемое аварским владетелем Аслан-ханом. После подавления восстания Аварское ханство вновь было приведено в подданство России, а для предупреждения аналогичных выступ­лений в 1819 г. здесь была построена крепость Внезапная. В следующем, 1820 г. Ермоловым предпринимались экспедиции в Каракайтаг, Акушу, Кази-кумык и другие районы Дагестана, расширившие зону влияния русской администрации. Постройкой в 1821 г. крепости Бурной был закончен на левом фланге треугольник опорных пунктов, поставивших фактически под полный контроль русской военной администрации развитие военно-политической обстановки в регионе и самое главное, – передвижение различных мобильных военизированных формирований горцев, предупреждая тем самым их дерзкие и внезапные набеги. Обеспечив таким образом левый фланг, Ермолов обратил в 1822 г. внимание на центр Кавказской линии, где постройкой новых линий и укреплений были подавлены и предотвращены последующие антироссийские вооруженные выступления в Кабарде.

Стратегия действий Ермолова оказалась единственно верной, и именно она не позволили уже в середине 20-х гг. XIX столетия разрозненным вооруженным выступлениям в регионе слиться в одно целое и тем самым уберегла народы Северного Кавказа от опустошительных войн. Это тем более важно, поскольку значительная часть антироссийских вооруженных выступлений носила ярко выраженный инспирированный характер и не отражала по своей сути интересы всего населения региона или даже какого-то определенного народа.

В 1827 г. сменивший А.П.Ермолова на должности наместника генерал И.Ф.Паскевич, несмотря на неприятие политики предшественника, тем не менее, продолжал политику военно-силового утверждения России в регионе. Но при этом граф И.Ф.Паскевич не обладал чертами талантливого военачальника и администратора, которые были присущи А.П.Ермолову, не сумел Паскевич определиться и с приоритетами политики России в регионе. И поэтому им было упущено развитие негативных процессов в центре и на востоке северокавказского региона, где в этот период зарождалось мощное радикальное антироссийское движение мюридизма и происходила трансформация отдельных вооруженных выступлений в регионе в одну из наиболее крупномасштабных и продолжительных войн России – Кавказскую. Вывод им основных сил Кавказского корпуса с Центрального и Восточного Кавказа явился крупной стратегической ошибкой, поскольку это дало возможность восставшим горцам не только захватить верные России Аварское ханство и Тарковский шамхалат, но и распространить свое влияние на значительную часть Горного Дагестана и Чечни. К 1832 г. практически повсеместно в Дагестане и Чечне, а также в ряде регионов Центрального Кавказа была установлена власть мюридов. Таким образом, большинство территорий Северо-Восточного Кавказа в указанный период вышло из-под сферы контроля русской военной администрации в регионе. И только тогда русской военной администрацией была осознана вся значимость и негативные последствия для России данного движения. В последующем буквально для всех главнокомандующих Кавказским корпусом проблема “замирения горцев” являлась задачей первостепенной важности. Между тем эта острая проблема, принявшая характер затяжного военно-политического кризиса не остановила экспансию России на данном направлении.

Во многом этому способствовали итоги ее победоносных войн с Ираном и Турцией в регионе. По результатам которых были подписаны договоры: Туркманчайский с Ираном (1828 г.) и Андрианопольский с Турцией (1829г.). Согласно подписанным документам Иран оконча­тельно отказывался от прав на Дагестан в пользу России, Турция признавала весь Северо-Западный Кавказ “вечным владением Российской империи”³⁵. К России, таким образом отошли: все западное Каспийское и восточное Черноморское побережья, в том числе и такие стратегические важные пункты, как крепости Анапа, Гагра, Сухум и другие. Наиболее важным в этом плане стало закрепление России практически на всем восточном побережье Черного моря, а также в Закубанье и на Центральном Кавказе. Это резко меняло стратегическую обстановку на Кавказе в пользу России, расширяло сферу ее влияния на всем Среднем Востоке.

В целом же кавказская политика России в данный период, главным образом, определялась не столько территориальными приобретениями в регионе, сколько вопросом о черноморских проливах, которые для Российского государства обрели стратегическое значение. “Географическое положение государств определяет их нужды и пользы, – писал Николай I в инструкции послу в Константинополе Рибопьеру (1826г.). Достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться, что с того дня, как русские владения коснулись берегов Черного моря, свободное сообщение между этим морем и Средиземным стало одним из первых интересов России, а сильное влияние в Константинополе одной из первых потребностей”³⁶. Поэтому войны России с сопредельными государствами в регионе носили традиционный характер и велись, как уже отмечалось, за обладание выгодными стратегическими рубежами на Кавказе и за его пределами. В то же время российским правительством не ставилась цель достижения полной победы над Персией и Турцией и уничтожения их государственности, понимая при этом, что на их месте сразу же возникнут колониальные владения европейских держав и, прежде всего, Великобритании. Иметь же у своих границ вместо слабых в военном отношении Персии и Турции владения развитых капиталистических государств не отвечало интересам России. Более того, если Петр I и Екатерина II традиционно поддерживали национально-освободительное движение народов Османской империи, видя в этом эффективное средство для достижения российских интересов, то Александр I и Николай I стремились всемерно охранять устои монархии, пусть даже и у своих противников. Поэтому, например, греческое восстание (в 1821г.) имевшее откровенно пророссийскую ориентацию вызвало неодобрение и санкции правительства Александра I, а восстание египетского паши Мегмет-Али в 1829 году, войска которого непосредственно угрожали Стамбулу – уже прямое военное вмешательство России. Николай I в целях предотвращения краха Османской империи посылает в Босфорский пролив эскадру кораблей, а высадившийся двадцатитысячный десант оккупирует Константинополь.

Таким образом, подобно тому, как в первой половине ХYIII века Россия предотвратила крушение Персии, в первой половине XIX века усилия политики России на юге направляются на сохранение государственности Турции. В ответ на это в 1833 году был подписан Ункиар-Искелесийский договор, секретная статья которого предполагала обязательства Турции запирать проливы Босфор и Дарданеллы по требованию России³⁷. Для Российского государства это означало реа­лизацию на практике ее стратегических интересов – обеспечение свободного прохода кораблей через черноморские проливы. Данный факт, безусловно, вызвал протесты со стороны Франции и Англии, усиление их враждебности по отношению к России и давление на Турцию. В 1841 году во время второго турецко-египетского кризиса, в связи с жесткой позицией России к обоим участникам конфликта этот договор был денонсирован.

Данным актом была фактически подведена черта геополитической экспансии на кавказском направлении. Война с горцами принимала все более затяжной и ожесточенный характер. Образование имамата на территории Дагестана перевело эту войну в фазу межгосударственного вооруженного противостояния, поглощавшего все важнейшие ресурсы государства и, прежде всего, людские, не позволив тем самым использовать Кавказ в целях решения задач экономического и политического характера.

С другой стороны, сам Кавказ, в силу своей геополитической значимости становился объектом притязаний ведущих европейских держав. Великобритания, например и не скрывала, что отделение Кавказа от России является важнейшей стратегической задачей. Поэтому Кавказ, находившийся за тысячи километров от Англии, был объявлен сферой ее жизненно важных интересов. В целом противодействие закреплению России на Кавказе и дальнейшей ее экспансии приняло комплексный характер. Объяснялось это тем, что “Кавказская армия, – по словам русского военного историка Р.Фадеева, – держит в своих руках ключ от востока. Это до того известно нашим недоброжелателям, что во время истекшей (Кавказской – И. Б.) войны нельзя было открыть английской брошюры, чтобы не найти в ней толков о средстве очистить Кавказ от русских”³⁸. Английское правительство и в официальных документах не скрывало, что “кавказская проблема” – присутствие России на Кавказе являла одной из основных причин Крымской войны. Обосновывая задачи данной войны, лорд Пальмерстон, например, писал: “Лучшей и самой эффективной гарантией европейского мира в будущем явилось бы отделение от России некоторых приобретенных ею окраинных территорий: Грузии, Черкессии, Крыма, Бессарабии, Польши и Финляндии …”³⁹.

Поражение России в Крымской войне, итоги которой были закреплены условиями Парижского договора (1856 г.) определили главное направление ее политики во второй половине XIX в. Самыми тяжелыми условиями договора для России были статьи о нейтрализации Черного моря, о запрещении ей держать там военные корабли и строить крепости. Статьи Парижского договора, например, лишали Российскую империю, державу черноморскую, возможности защиты своих южных границ при нападении враждебных государств, корабли которых могли появиться в Черном море через Дарданеллы и Босфор (нейтрализация не распространялась на проливы)⁴⁰. Россия не могла мириться с положением, при котором ее черноморская граница оставалась незащищенной и открытой для нападения. Кавказскому региону, который царское правительство считало форпостом России на Черноморском побережье, в реализации этих планов важная роль. Данная позиция, например, наиболее наглядно выражена словами русского военного теоретика и историка генерала Р.Фадеева: “Для России Кавказский перешеек вместе и мост, переброшенный с русского берега в сердце азиатского материка, и стена, которою застав­лена Средняя Азия от враждебного влияния, и передовое укрепление, защищающее оба моря: Черное и Каспийское”⁴².

В связи с этим была разработана внешнеполитическая программа русского правительства, сформулиро­ванная канцлером Российской империи А.М. Горчаковым в циркулярной депеше русским послам за гра­ницей от 21 августа 1856 г. В ней содержалось облетевшее весь мир выражение: “Россия не сердится, она сосредоточивается”. Это озна­чало, что Россия собирается с силами, сосредоточивает внимание на экономических и политических вопросах, связанных с внутренним развитием государства⁴³.

Во внешнеполитическом плане с конца XIX века до кануна пер­вой мировой войны для России вновь заметно возросло значение чер­номорских проливов. “Морской путь через проливы является для нас важнейшей торговой артерией”,- писал вице-директор канцелярии МИД России Н.А.Базили в памятной записке “О целях наших на проливах”. По подсчетам Базили, в среднем за десятилетие (с 1903 г.) вывоз через Босфор и Дарданеллы составил 34% всего вывоза России. Особенно большую роль играли проливы в русском хлебном экспорте. Накануне первой мировой войны от 60 до 70 % всего хлебного экспорта шло через проливы⁴⁴.

В военно-политическом плане по вопросу проливов Россия зани­мала позицию: Босфор и Дарданеллы должны принадлежать или Турции или России. Обладание проливами какими-либо другими государствами не допускалось. И поэтому даже во время болгаро-турецкого конфликта, после занятия болгарскими войсками г.Андрианополя и вследствие этого непосредственной угрозы Стамбулу – правительст­вом Александра III объявляется мобилизация и выражается готовность, в свою очередь, оккупировать Константинополь, с тем, чтобы это не было сделано Болгарией (к исходу XIX века окончательно ставшей союзницей Германии).

Значение Кавказа для России объяснялось, прежде всего, тем, что все сколько-нибудь значимые события на Европейском континенте отражались немедленно и в сопредельном ему регионе. В частности, с появлением в Европе нового центра силы – Германской империи и с началом ее экспансии на Восток на рубеже Х1Х-ХХ вв. несколько сглаживаются противоречия в регионе между Великобританией и Рос­сией. Их почти вековое соперничество в Персии сменилось своего рода партнерством. Теперь уже Россия и Великобритания, члены во­енно-политического блока Антанты, стремились не допустить в реги­он третью державу – Германскую империю. Вследствие этого в 1907 и 1915 гг. были достигнуты русско-английские соглашения, юридически закрепившие разделение сфер влияния и определившие возможность контроля этих двух держав над всеми политическими и социаль­но-экономическими процессами в Персии.

Данный период характеризуется активизацией политики Великобритании, обусловленный стремлением превратить Иран в британский протекторат, как террито­рию, непосредственно прилегающую к британским владениям в Индии. Российское правительство в этом плане преследовало в регионе иные цели, обусловленные наличием нефтяных концессий России в Иране, а также тем, что Россия стала, накануне первой мировой войны основным эко­номическим партнером Ирана. Вследствие заключенных договореннос­тей с Великобританией и в 1907 г. непосредственно с шахским пра­вительством Россия получила возможность контролировать развитие военно-политической обстановки в северных провинциях Ирана, опять отличавшихся своей нестабильностью. Распространяя свою юрисдикцию на северные районы Ирана, российское правительство тем самым предпринимало меры для нераспространения революционных процессов из Ирана на соседний Азербайджан.

Безусловно, важным для России было также и то, что создава­лись гарантии безопасности самого кавказского региона от вторжения турец­ких или германских войск. Поэтому, несмотря на объявленный с на­чалом первой мировой войны правительством Ирана нейтралитет, его территория использовалась всеми участниками конфликта, в первую очередь, Россией и Великобританией. Накануне войны правительство Николая II надеялось, что Турция также сохранит свой нейтралитет. Однако подписанный в последующем германо-турецкий договор, а также направление в Турцию “военной германской миссии Л.Сандерса с правами команду­ющей инстанции”⁴⁵ определили Закавказье как один из основных театров предстоящих военных действий. Правительство Турции в данном случае преследованию реваншистские цели – овладеть не только За­кавказским регионом, но и всем Кавказом, распространить свое вли­яние на мусульманские регионы Поволжья. Таким образом, противос­тоящий Антанте “Четвертной союз”, в Закавказье, вследствие вовле­чения в него Турции стал угрожать всего югу Российской империи.

Решение о вступлении Турции в войну против России оказалось для нее судьбоносным. Примечательно, что против этой войны высту­пал и сам султан Порты Махмуд Y. Но поскольку власть султана в Турции после революции 1908 г. была лишь номинальной, решение о войне с Россией принималось лидерами правящей партии младотур­ков “Единство и прогресс”, и в частности непосредственно Энвер-пашой, убежденным сто­ронником германской ориентации. Тем не менее номинальный глава государства оказался прав. На кавказском театре военных действий ударами Кавказской армии уже к началу 1915 г. Турция была практи­чески выведена из войны. А поскольку необходимость участия России в военных действиях для союзников по Антанте была очень высокой, западные правительства во время первой мировой войны шли ей на все уступки. Это позволило практически через 100 лет вновь в российской политике поставить вопрос о реализации “греческого проекта” Екатерины II. В сентябре 1914 года в беседе с английским и французским послами министр иностранных дел России С.Д.Сазонов заявил, что при заключении мира русские должны обеспечить себе раз и навсегда свободный проход через проливы. Офици­альные требования России, связанные с османским “наследством”, были изложены в меморандуме от 4 марта 1915 года. Согласно этому документу в состав Российской империи должны были войти “Константинополь, европейские владения Турции до линии Энос – Мидия, часть азиатского побережья в переделах между Босфором, р.Сакарьей и подлежащим определению пунктом на берегу Исминдского залива, острова Мраморного моря и острова Имброс и Тенедос”⁴⁶. Таким образом, стратегические интересы России в регионе – обладание ею черноморскими проливами – находились в стадии прак­тического их разрешения. И только лишь Октябрьская революция 1917 г. и выход из войны Советской России кардинально изменили и во­енно-политическую обстановку в регионе и позиции сторон по вопросу о проливах.

Великая Октябрьская социалистическая революция, а также пос­ледовавшие за ней коренные изменения государственного строя Рос­сии, ее статуса, целей и потребностей определили начало нового этапа реализации геополитических интересов Российского государства на кавказском направлении.

Для Советской России в условиях гражданской войны и интер­венции вопрос стоял уже не о черноморских проливах, а об удержа­нии собственно территории Закавказья, которая к 1919 г. стала объектом притязаний всех воюющих сторон – от Турции и Германии, до Великобритании и Соединенных Штатов. Новое правительство – правительство Советской России, подписывая Брест-Литовский дого­вор, используя противоречия между странами Антанты и пойдя на максимальные уступки коалиции “Четвертного Союза” в целом, сумело выработать оптимальный вариант послевоенного устройства на южном, кавказском направлении. При этом Советское правительство пожерт­вовало лишь завоеванными в ходе войны 1877-1878 гг. территориями, в прошлом Карского и Эрзерумского пашалыков, сохранив за Россией собственно Закавказье.

Между тем Турция, избежав вследствие выхода Советской России из войны своего полного краха и раздела ее территории между европейскими державами⁴⁷, вновь активизировала боевые действия на кавказском направлении. Военно-политическая обстановка в Закавказье осложнялась еще и тем, что Кавказский фронт стал прак­тически “открытым”. Деморализованная революционными процессами армия возвращалась в Россию. Личный состав ее нередко интерниро­вался местными властями, а вооружение изымалось. Позиции ее на фронте в Восточной Анатолии занимались небоеспособными разрознен­ными армянскими и грузинскими формированиями (каждое только на своем направлении). Азербайджанские формирования отказались вооб­ще воевать против Турции.

Прямым следствием революционных процессов в центре России явилось возникновение в Закавказье самопровозглашенной в апреле 1918 года Закавказской Федеративной Республики. Образованный еще в апреле 1917 г. Временным правительством Закавказский комиссари­ат (ОЗАКОМ) практически с самого начала своей деятельности взял курс на достижение сначала автономии, а затем и полной независи­мости Закавказья от России. После Октябрьской революции этот курс приобрел форму политического дистанцирования от Советской России.

Отметим, что сепаратистская политика в Закавказье местных органов власти – ОЗАКОМа, а впоследствии и закавказского сейма явилась закономерностью, следствием слабой позиции России в реги­оне. Формальным же поводом для разрыва отношений сейма с Советс­кой Россией стало подписание советской делегацией Брест-Литовско­го договора, по которому границы в Закавказье между Россией и Турцией определялись по условиям Андрианопольского (1828 г.) до­говора. Турции возвращались территории в прошлом Карского и Эрзерумского пашалыков в Восточной Анатолии. В собственно Закавказье договор оговаривал лишь положение Аджарии, ее автономию и возмож­ность самоопределения в государственном устройстве. Позиция за­кавказского сейма в данном вопросе была следующей: являясь самос­тоятельным субъектом международного права (хотя и непризнанным), только он вправе решать вопрос о границах в Закавказье. Прежде всего, это касалось права самостоятельного ведения переговоров с Турцией. В результате по инициативе сейма были на­чаты Трапезундская (в феврале 1918г.), а затем и Батумская конфе­ренции (в апреле 1918 г.), обе закончившиеся безрезультатно вследствие позиции Турции, которая, с одной стороны, не хотела вступать в конфликт с Советской Россией, а с другой – стремилась максимально использовать сепаратизм закавказского правительства.

Попытка самостоятельного ведения переговоров со стороны закавказского сейма закончилась тем, что Турция возобновила боевые действия в Восточной Анатолии и непосредственно в Закавказье. Под угрозой турецкой оккупации оказались крупнейшие центры Закав­казья – Тифлис, Кутаис и др. В целях предотвращения полной окку­пации Грузии было объявлено о прекращении полномочии закавказско­го сейма и провозглашена независимость Грузинской Демократической Республики (26 мая 1918 г). Тем самым была прервана Батумская конференция. Несколько позднее независимость была объявлена и Арменией.

В целом во внешнеполитической деятельности закавказских пра­вительств отчетливо проявилось стремление проводить независимую от России политику, с опорой на ее традиционных противников в ре­гионе. Наиболее активным в этом плане было грузинское правитель­ство, определившее уже в период Батумской конференции свой внеш­неполитический курс на сближение с Германией. 28 мая 1918 года в г.Поти было подписано временное соглашение об установлении пред­варительных взаимоотношений между Германией и Грузией. Условием его было признание Брест-Литовского договора и контроль германс­ких оккупационных войск над Грузией. Позднее этому примеру пос­ледовало и правительство Армении. С помощью этого закавказское, а впоследствии и оба правительства: грузинское и армянское пытались реализовать следящие цели: во-первых, использовать Германию как средство для разрешения военного конфликта с Турцией, а с другой стороны, предотвратить установление Советской власти в регионе. В этом плане, предлагая военно-политическое сотрудничество Герма­нии, грузинское правительство, например, следующим образом анга­жировало выгоды данного альянса – “на Кавказский перешеек может пе­рекинуться идея окаймления новой русской границы новыми же госу­дарственными образованиями, которые составляли как бы систему Брестского договора, – и далее уже более конкретно предполага­лось, что – буферное государство в Закавказье представляло бы свой смысл и с точки зрения прочности германского влияния в Ана­толии, и для “брестской” системы подступов к Индии, и охраны пути Каир-Калькутта”⁴⁸.

Идея буферного государства в Закавказье, вынашиваемая прави­тельством Грузии, предполагала, таким образом, вытеснение России с Кавказского перешейка. Именно посредством этого, по мнению ру­ководителей Грузии (Н.Жордания и др.), могла быть реализована не­зависимость Грузии. Это было основой всего внешнеполитического курса. Поэтому после поражения Германии в первой мировой войне, произошла быстрая переориентация в определении гарантов своей не­зависимости на страны Антанты, которым данная идея была преподне­сена уже как своеобразный “демократический щит”.

Главная же цель закавказских правительств – добиться призна­ния их республик странами Антанты и Лигой Наций – реализована так и не была. Все обращения грузинского и армянского правительств в 1918-1920 гг. с просьбой о признании их суверенными государствами не увенчались успехом. Даже Турция не признавала Азербайджан вплоть до 1920 г.

Данный факт позволяет сделать вывод, что Закавказье странами Антанты в перспективе рассматривалось как инструмент политики, направленной против Советской России. Ставка делалась на А.Дени­кина с его Добровольческой армией, декларировавшего идею “единой и неделимой России”. В конечном итоге стремление закавказских правительств к независимости от России предопределило их конфронтационные отношения как с Советской Россией, так и с “белым” движением на юге.

Сами же правительства закавказских республик опасались Деникина не меньше, чем Советской России. Поэтому выход его Добровольческой армии к Сочи и Гаграм вызвал их протесты, и по требованию западных стран наступление армии А.И.Деникина на чер­номорском направлении было остановлено. В последующем поражение армий А. Колчака, а затем А.Деникина, выход Красной Армии к Ростову заставили руководство государств-членов Антанты пересмотреть позицию относительно независимости закавказских республик. Закав­казье стало объектом повышенного внимания практически всех веду­щих государств – победителей в первой мировой войне: Великобрита­нии, Франции и США.

В 1920 г. в район Закавказья направляется американская комис­сия во главе с генерал-майором Дж.Харбордом (официальное ее наз­вание американская военная миссия для Армении). Она имела от пре­зидента В.Вильсона поручение “обследовать Турецкую Армению и все русское Закавказье со всех без исключения точек зрения, относя­щихся к американским интересам в этом районе. Иначе говоря, она додана была собрать материал для обоснования захвата Турецкой Армении и русского Закавказья Соединенными Штатами”⁴⁹. Содержание данной программы изложено было в так называемых “14 пунктах Виль­сона”. На них впоследствии и опиралось правительство дашнаков после своего поражения, отдавая Армению под протекторат США.

Советское правительство 20-х годов, став правопреемником царской России, по опыту образования независимых Польши, Финлян­дии и прибалтийских государств, политика которых с момента их образования сразу же приняла антисоветскую и антироссийскую направ­ленность, понимало, что иметь у своих границ слабые независимые государства с антисоветской направленностью – это значит прими­риться с наличием постоянного источника конфликтов и напряженнос­ти в регионе, иметь непосредственно военную опасность. Поэтому правительство В.И.Ленина не могло признать независимость Закавказья.

Внешнеполитический аспект интересов Советской России и в последующем СССР с самого начала определялся комплексной блока­дой. Такой же, цепкой она была до периода правления Петра I. Поэ­тому прорыв блокады (дипломатической, экономической и т.д.) яв­лялся для Советской России стратегическим направлением всей сис­темы национальных и военно-политических интересов. Закавказье в этом плане не было исключением. Напротив, именно это направление было наиболее уязвимым в системе “санитарного кордона” вследствие наличия здесь Ирана и Турции, стремившихся уйти из-под опеки западных стран.

В опубликованном 3 декабря 1917 года Обращении ко всем тру­дящимся мусульманам России и Востока советское правительство заявило, что “договор о разделе Персии порван и уничтожен”⁵⁰. 26 февраля 1921 г. в Москве с правительствами РСФСР и Персии был подписан дружественный договор. Для Советской России он означал прорыв дипломатической блокады страны и определенную гарантию необходи­мого и желанного мира на южных границах. Иранское правительство, например, вследствие договора запретило действие басмаческих формирований на своей территории. Для самого Ирана равноправный договор с Со­ветской Россией означал также и денонсацию британского протекто­рата, навязанного ему в 1919 г. Россия вновь, таким образом, становилась крупнейшим экономическим партнером Ирана.

Подписанный советско-иранский договор определял также и во­енно-политический аспект отношений. В частности, его 6-я статья гласила “Если персидское правительство после предупреждения со стороны Российского Советского правительства само не окажется в силе отвратить нападение (третьих держав), Российское Советское правительство будет иметь право ввести свои войска на территорию Персии, чтобы в интересах самообороны принять необходимые военные меры. По устранении данной опасности Российское Советское прави­тельство обязуется немедленно вывести свои войска из пределов Персии”⁵¹.

Аналогичная политика реализовывалась и по отношению к Тур­ции, с которой в ходе Московской конференции и подписанием 16 марта 1921 года договора⁵² были согласованы все спорные терри­ториальные вопросы. Несмотря на то, что Брестский договор был де­нонсирован, в отношении Закавказья и Восточной Анатолии он не пе­ресматривался. Более того, Турция и Советская Россия выступали одновременно гарантом автономии Аджарии, это было условием при­надлежности данной территории Грузии. Все это обеспечиваемо ста­бильность и “добрососедство” сопредельных государств в регионе и исключение для Советского Союза военной угрозы с данного направления.

Таким образом, характер и содержание геополитичексой экспансии на кавказском направлении свидетельствует о ее объективном и закономерном характере. С момента формирования централизованного Русского государства, вплоть до конца текущего столетия состояние военной опасности для России на кавказском направлении было наиболее традиционным. В силу этого, важнейшей потребностью для России была нейтрализация на Кавказе и в сопредельных с ним регионах источников военной опасности. Кавказ, таким образом, на протяжении длительного исторического периода эволюции Российского государства выполнял роль естественного военно-оборонитель­ного рубежа России.

Вследствие этого идея военно-политического доминирования на Кавказе, как необходимое условие обеспечения военной безопасности государства, являлась наследственной в российской истории и реа­лизовывалась практически непрерывно всеми без исключения полити­ческими режимами России с середины ХУ1в., вплоть до конца текуще­го столетия.

Исключительно важное геополитическое и военно-стратеги­ческое положение Закавказья определяло его значимость для реали­зации потребностей политического и экономического развития Рос­сийского государства. В этом плане военно-политическое доминиро­вание России на Кавказе со второй половины XVIII века определило ее статус мировой державы в Азии. В свою очередь, данный фактор позволял, с одной стороны, развивать всесторонние связи со стра­нами Востока (традиционными торговыми партнерами России), а с другой – контролировать состояние и развитие военно-политической обстановки в наиболее значимых для России регионах мира: на Ближ­нем Востоке, в Центральной Азии, на Балканах, и в целом в Среди­земноморском бассейне.

Характерной чертой военно-политических процессов в Закав­казском регионе была борьба за региональное господство, как со стороны сопредельных государств, так и ведущих европейских дер­жав. С включением Российского государства в политические процессы в регионе данное противостояние приняло в основном антироссийскую направленность.

И еще один важный аспект геополитической экспансии России заключался в том, что реализацией Российским государством своих военно-политических инте­ресов на кавказском направлении на длительное время снималась такая острая проблема, как межнациональные и религиозные войны и конфликты. С другой стороны, ослабление роли и позиций России в реги­оне неизбежно вело к росту напряженности на Кавказе, что, свою очередь, осложняло положение самой России.

Бочарников Игорь Валентинович

---

¹ – Кавказская война: уроки истории и современность. Материалы научной конференции /Отв. ред. В.Н.Ратушняк. –Краснодар, 1995. –С.22.

² – Там же.

³ – Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XYI-XIX веках. -М., 1958. -С.21.

⁴ – Потто В. А. Кавказская война: В 5т. -Ставрополь: «Кавказский край», 1994. -Т. 1. -C.14.

⁵ – См.: Акты относящиеся к истории Войска Донского. -Новочеркасск, 1902; Гнеденко А.М., Гнеденко В.М. Задруги своя или все о казачестве. -М., 1993, Потто В.А. Два века терского казачества (1571-1801гг.): Репринт. воспроизв. издание 1912 г. -Ставрополь, 1991; Родоная С.Э. Борьба донского казаче­ства с турецко-татарской агрессией в первой половине XYII века и его взаимоотношения с Грузией. Автореф. дис. … канд.ист.наук. -Тбилиси, 1955.

⁶ – См.: Белокуров С. А. Сношения России с Кавказом: Материа­лы, извлеченные из Московского главного архива Министерства иностранных дел С.А.Белокуровым. Вып. 1, 1517-1613. -М.,1889. -С.ХУ111.

⁷ – См.:Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. IV. История Рос­сии с древнейших времен. Т.7-8 /Отв. ред.:И.Д.Ковальченко, С.С.Дмитриев. -М.:Мысль, 1989. -С.269; ЦГАДА, ф. Сношения России с Грузией, 1596-1597 гг. Н 1, л. 1-110.

⁸ – См.: Полиевктов М.А. Материалы по грузино-русским отноше­ниям. Изд-во Тбилисского гос. ун-та, 1937. -С XXI.

⁹ – ЦГАДА, ф.115. Кабардинские дела. 1719. №1, л. 1; Кабардино-русские отношения в XVI-XYIII вв.: В 2-х т. -М„ 1957. -Т. -С. 3.

¹⁰ – См.: Кунакова Н.П. Русско-иранские торговые отношения в конце XYII – начале XYIII в. //Исторические записки /Отв. ред. А.Л.Сидоров. -М.: Изд-во АН СССР, 1956. -Т.57. -С.232.

¹¹ – См.: Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XYI-XIX веках. -М.,1958. -С.68.

¹² – См.: Бушуев С. К. Из истории внешнеполитических отношений в период присоединения Кавказа к России.. –М, 1955. -С.59.

¹³ – См.: Юзефович Т. Договоры России с Востоком: политические и торговые. -С. 189-193.

¹⁴ – См., там же. -С. 19.

¹⁵ – Соловьев С.М. Указ. соч. -Т.28. -С.282.

¹⁶ – См.: Кинялина Н.С. Административная политика царизма на Кавказе и в Средней Азии в XJX в. //Вопросы истории. -1983. -№4. -С.37; ПСЗ. -Т. 22. -№ 16193.

¹⁸ – Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-ое Т.9. -С.408.

¹⁹ – Дегоев В.В. Кавказ в международно-геополитической системе XYI-XIX веков. //Независимая газета.-1997. 16 октября.

²⁰ – Русско-дагестанские отношения в XYIII – начале XIX вв. : Сб. документов /Под ред. В.Г.Гаджиева и др. -М.: Наука, 1988.

²¹ – Там же. –С.13.

²² – Цит. по: Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. -СПб., 1869. – Ч.2. -С.562.

²³ – См.: Виноградов В.Б., Гриценко Н.Б. Навеки в России. -Грозный, 1981; Гаджиев В.Г. Байбулатов Н.К., Блиев М.М. Вхождение Чечено-Ингушетии в состав России //История СССР. -1980. -№5. -С.48-63; Бузур­ганов М.О., Виноградов В.Б. Умаров С.Д. Навеки вместе. -Грозный, 1981.

²⁴ – См.: Гриценко Н. П. Социально-экономическое развитие притеречных районов в XVIII – первой поло­вине XIX в. -Грозный, 1961. -С. 29.

²⁵ – Впервые некоторые положения этого договора были приведены в работе П. Г. Буткова (Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. -СПб., 1869. -Ч. 2, с. 72-73). В наше время полностью документ опубликован В. Б. Виноградовым и С. Ц. Ума­ровы.м (Указ. соч. -С. 45-47).

²⁶ – ЦГАДА. ф. 23, оп. 1, д. 13, ч. 6, л. 275.

²⁷ – Бугков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год.. – Ч.2. -С. 286-287.

²⁸ – См.: Русско-дагестанские отношения в XYIII – начале XIX в. : Сб. документов /Под ред. В.Г.Гаджиева и др. -М.: Наука, 1988. -С.16.

²⁹ – См.: Бушуев С.К. Борьба горцев за независимость. под руководством Шамиля. -Л.: Изд-во АН СССР, 1939.

³⁰ – См.: Керсновский А.А. История русской армии: В 4-х томах. -М.: Голос, 1993. -T.2.

³¹ – Записки А.П.Ермолова. 1798-1826. -М., 1991. -С.328-329.

³² – Ковязин С.В. Основные направления военной политики России на Северном Кавказе в XIX в. Автореф. дис ….канд.ист.наук. –М., 1998.

³³ – Цит. по: Керсновский А.А. История русской армии: В 4-х т. -Т.2. -С.95.

³⁴ – Там же

³⁵ – См.: Шеремет В.И. Турция и Андрианопольский мир 1829 года. -М., 1976.-С. 150-151.

³⁶ – В.Теплов Русские представители в Царьграде, 1796-1891. -СПб., 1898. -С. 58; Маркова О.П. Восточный кризис 30-х – начала 40-х годов XIX века и движение мюридизма //Исторические записки /Отв.ред.А.Л.Сидоров -М.:Изд-во АН СССР, 1953. -Т.42. -С.202.

³⁷ – См.: Юзефович Т. А. Договоры России с Востоком: политические и торговые. -С 78.

³⁸ – Фадеев Р.А. Там же.

³⁹ – См.: Указ. соч. -С. 163.

⁴⁰ – См.: Киняпина Н. С. Внешняя политика России второй половины XIX века. -С. 12; Сборник договоров России с другими государствами (1356-1917). -М.,1952. -С.23-43.

⁴² – Фадеев Р.А. Шестьдесят лет Кавказской войны. -Тиф­лис, 1860. -С. II.

⁴³ – Киняпина Н. С. Внешняя политика России второй половины XIX века. -С.14.

⁴⁴ – См.: Бовыкин В. И. Русско-французские противоречия на Бал­канах и Ближнем Востоке накануне первой мировой войны //Истори­ческие записки /Отв. ред. А.Л.Сидоров. -М.: Изд-во АН СССР, 1957. -Т. 59. -С. 84

⁴⁵ – Гирc А. А. Австро-Венгрия, Балканы и Турция. Задачи войны и мира. -Пг.:0гни, 1917. -C.17.

⁴⁶ – Cм.: Керсновский А. А. История русской армии. В 4 т. -М. ,1994. – Т.4. -С.124-125.

⁴⁷ – Сборник договоров России с другими государствами 1856-1917 гг. -С.79.

⁴⁸ – Авалов 3. Д. Независимость Грузии. -Париж.: 1921. -С. 170.

⁴⁹ – См.: Миллер А.Ф. Турция, актуальные проблемы новой и но­вейшей истории. -М.:Наука. -1983. -С. 167.

⁵⁰ – См.: Документы внешней политики СССР. -М., 1957. -Т. 1. (В 1946 году положения этой статьи были применены на практике.).

⁵¹ – Независимая газета. -1996. -21 марта

⁵² – Там же. -1996. -8 апреля