Лингвистическое программирование в информационной войне
Задача новояза – сузить горизонты мысли.
Мы сделаем мыслепреступление невозможным –
для него просто не останется слов.
Дж. Оруэлл. «1984»
В 1948 году в Великобритании был издан роман Джорджа Оруэлла «1984». В том же году автор скончался от неизлечимой болезни. Он очень спешил, и он успел. Что же касается романа, то, с подачи западной пропаганды, он по сей день преподносится в качестве «художественного разоблачения тоталитаризма» (разумеется, советского). На Западе роман комментировали не столь воодушевлённо, ведь читатели понимали, что автор, никогда не бывавший в СССР и не проявлявший особого интереса к происходившему в этой стране, изобразил «светлое будущее» своей родной западной демократии.
Дело, однако, не только в этом. Друзья и коллеги Эрика Артура Блэра (так звучит подлинное имя автора) с самого начала были убеждены, что смертельно больной писатель спешил поведать миру о важнейшей технологии грядущей психологической войны и что именно поэтому его личное дело было засекречено потом на целых двадцать лет[12].
Об Эрике Артуре Блэре и сегодня известно немного. Окончил престижный Итон, служил в Бирме в структурах колониальной безопасности, потом вдруг резко сменил успешную военную карьеру на положение «свободного художника» – жил в разных европейских странах, публиковал прозу под псевдонимом Джордж Оруэлл. Во время Гражданской войны в Испании каким-то образом оказался в рядах республиканцев. Вернувшись в Англию, опять погрузился в литературное творчество – писал статьи, эссе, не приносящие ни известности, ни денег. Но во время Второй мировой войны практически неизвестный литератор был привлечён к работе на Би-Би-Си под эгидой Британского министерства информации (прообраз Министерства Правды из будущего романа). Там он трудился над передачами для Индии вместе со своим близким другом, однокурсником по Итону, сотрудником Британской разведки Гаем Бёрджессом, впоследствии разоблачённого в качестве советского агента. И Бёрджесс, и легендарный советский разведчик Ким Филби считали, что в романе «1984» Блэр целенаправленно «засветил» секретный проект британской власти (в лице Уинстона Черчилля) и спецслужб под названием «Basic English»(базовый, основной английский) – проект модификации массового сознания через модификацию разговорного языка [8].
Непосредственным разработчиком проекта являлся Тэвистокский институт человеческих отношений(или просто Тэвисток). Название и сама идея проекта были позаимствованы из работ философа и лингвиста Чарльза Огдена, создавшего упрощённую версию английского языка на основе 850 базовых слов (650 существительных и 200 глаголов) со столь же упрощёнными правилами их употребления [9]. Организованный на базе Тэвистокской клиники под руководством бригадного генерала Джона Риса и патронажем британской королевской семьи в лице Георга Кентского, Тэвисток к тому времени уже успел зарекомендовать себя в качестве одного из ведущих (наравне с Франкфуртским) западноевропейских центров по разработке теории и внедрению практики психологической войны, цинично названной«brainwashing» (промывание мозгов) [5][1].
Проект «BasicEnglish»представлял собой эксперимент по примитивизации сознания англоговорящих народов (прежде всего населения бывших британских колоний) через упрощение их разговорного языка: человек неспособен осмыслить что-либо, если не имеет для этого необходимого словарного запаса. Проект носил долговременный характер: его стратегическая цель заключалась в приведении потенциальных объектов будущего глобального управления (сначала отдельных стран, а в перспективе и всего человечества) в соответствие с потребностями «глобократии»: простыми, внутренне однородными системами управлять, как известно, значительно легче, нежели сложными, дифференцированными [10; 11].
С начала 1990-х годов технологии переформатирования национальных разговорных языков стали активно применяться по отношению к бывшим странам социализма. В нашей стране процесс примитивизации и вульгаризации русского языка через СМИ в соответствии с рекомендациями авторов проекта «Basic English»мы наблюдаем в течение более тридцати последних лет. Наблюдаем и его результат – вербальную межличностную коммуникацию значительной части нового поколения на основе предельно суженного англизированного лексикона. На подобном «рунглишe» (примитивной смеси русского с английским) можно общаться, решать практические, информационные задачи. Что же касается «горизонтов мысли», то для их расширения нужны «другие слова», способные передать более высокие, сложные смыслы. Если в лексиконе народа отсутствуют соответствующие языковые средства, его язык перестаёт служить формой мышления и инструментом самостоятельного структурирования социальной реальности (как писал Оруэлл, «у них не останется для этого слов»).
Однако сужение лексического и, соответственно, смыслового поля национального языка – далеко не единственная форма лингвистического программирования. Гораздо опаснее – внедрение иностранных слов и речевых оборотов с целью модификации национального семантического пространства, а через него – национального сознания, ценностей, традиции[2].
Любой элемент языка воспринимается его носителем как эмоционально окрашенный, что в значительной степени способствует передаче не только определённых значений, но и смыслов. Именно поэтому ещё в первой половине ХХ века лингвисты сделали вывод о самой возможности мышления как психического процесса исключительно на родном языке – с его смыслами, символами, метафорами, воспринимаемыми не только на уровне сознания, но и на подсознательном, эмоциональном уровне. Так, например, для француза (даже очень консервативного) слово «свобода» имеет выраженную позитивную эмоциональную окраску, в то время как для русского человека оно звучит почти нейтрально. Зато слово «воля» (отсутствующее в европейских языках) способно стимулировать у него сильные чувства (что нашло отражение в художественной культуре). Точно так же – эмоционально нейтрально – прозвучал в своё время перевод на английский вопроса «Что же вы натворили?», обращённого В.В. Путиным к западным организаторам «арабской весны»: его перевели как «Что же вы сделали?» В результате исчез важный нравственный смысловой оттенок, заложенный в слово «натворили»: вы сделали нечто разрушительное, неправильное с духовной точки зрения, вы бросили вызов Творцу.
Нельзя не обратить внимание на то, что модификация русского языка осуществляется исключительно в форме его англизации. Можно до бесконечности перечислять прочно вошедшие в лексикон значительной части нашего гуманитарного сообщества «акторы», «трансферы», «тренды», «бренды» и «коворкинги», свидетельствующие о подсознательном стремлении соответствовать неким «современным» стандартам, казаться «продвинутым», быть «в тренде». Особенно забавно эти, успешно навязанные нам, английские кальки (в частности «фейки», «фейкизация», «фейковые новости») звучат в устах тех, кто борется против пагубного информационного воздействия наших врагов(при этом изъясняясь на их языке). Необходимо понимать, что язык – это инструмент передачи определённых смыслов, мировоззрения, культуры. Поэтому невозможно сформулировать привлекательный, национально ориентированный общественный идеал будущего на языке торгашей, колонизаторов и фашистов («нищеброды», «лузеры», «деплоранты» – всё это тоже из их лексикона). Защитить национальный язык от «иностранной оккупации» не сможет ни Международная ассоциация русского языка, ни Общество русской словесности. Это смогут сделать СМИ (отчасти школа) в русле соответствующей общенациональной стратегии.
Следует заметить, что опасность языковой американской колонизации европейские страны осознали ещё в последней четверти минувшего века. Именно там появился в это время и термин «лингвоцид». Так, во Франции борьба против «fraglais» (франко-английский аналог нашего «рунглиша») вылилась в принятие пакета соответствующих законов о запрете употребления английских кáлек в СМИ и образовательных учреждениях.
Своевременно осознали эту опасность и представители отечественной психолингвистической науки, подтвердив свои выводы опубликованными ещё в начале 1990-х годов сравнительными семантическими исследованиями. Смысловая чужеродность английского языка русскому продемонстрирована в них в частности на примере их лексических приоритетов. Так, в ядре лексикона английского языка на первом месте находится слово «моё», на втором – «деньги». Деньги вызывают у англоговорящего человека такие ассоциации, как «мешки», «наличные», «золото», «богатство», «кошелёк» («бумажник»), «накопление», «банк», «финансы», «сбережения». Деньги воспринимаются как самоцель, они не вызывают никаких негативных ассоциаций: «грязных», «преступных», «шальных» денег не бывает, все они – «заработанные» [3].
Совсем иную картину можно наблюдать в ядре лексикона русского языка. Здесь на первом месте находится слово «человек», за которым следуют «дом», «хорошо», «жизнь». При этом человек ассоциируется с прилагательными «хороший», «добрый», «разумный», «умный», с человеком «дела» и «слова».Понятие «я» находится лишь на 36-м месте, а деньги ассоциируются со словами «бешенные», «большие», «делать», «отобрать», «отнять», «требовать», «менять». В качестве реакции на слово «вор» деньги встречаются пять раз, на слово «работа» – всего один раз [4].
За особенностями языков – духовно-культурная идентичность народов, их традиционные ценности, которые неизбежно деформируются и унифицируются в результате агрессивного внедрения так называемого Basic Globlish[2].
У стратегии лингвистического программирования есть и ещё один аспект – метонимический. Речь идёт о внесении в язык «когнитивных вирусов» (смысловых противоречий) с целью ослабления егометонимической функции – называть вещи «своими именами». Если язык перестаёт выполнять эту функцию, он перестаёт быть средством анализа и систематизации предметной среды. В данном случае речь идёт об употреблении языковых единиц и их сочетаний в произвольных, не присущих национальной культуре значениях и смыслах. Так, словосочетание «социальная дистанция» означает в русском языке дистанцию между социальными общностями (социальными группами, слоями, классами), в то время как нам навязывается совершенно иное его понимание, явно не совпадающее с очевидным смыслом. Московское железнодорожные «центральные диаметры» способны вызвать «когнитивный диссонанс» в сознании образованного школьника: разве существует нецентральный диаметр, если это отрезок прямой, проходящий через центр окружности? (К тому же железнодорожные линии в пределах Москвы прямолинейными не являются). А что означает «переход на цифру»? От чего, откуда переходим – от буквы?.. Другими словами, слова с вполне определённым, всем известным значением, в том числе и научные термины, превращаются в метафоры: они просто уподобляют предмет чему-то весьма условному, способствуя тем самым метонимической хаотизации мышления.
Часто эта цель достигается при помощи явных смысловых противоречий, не замечать которые нас усиленно приучают СМИ. Каким образом, например, совмещаются употребляемые через запятую «плюрализм» и «общечеловеческие ценности»? Могут ли быть «гуманитарные бомбардировки», «позитивная дискриминация», «принуждение к миру»? Подобные вопросы необходимо задавать, чтобы вывести психолингвистическую войну из сферы «языкового бессознательного» в сферу рационального исследования языковой реальности под названием lingualiberalis(язык либерализма).
В заключение следует отметить, что любой народ является таким же продуктом своего языка, как и отдельная личность. Эта простая истина, положенная в прошлом веке в основу теории и практики лингвистического программирования,продолжает сегодня подтверждаться на одном из стратегических направлений информационно-психологической войны[1]. В качестве действенного инструмента хаотизации массового сознания, дегуманизации культуры, разрушения традиции модификация национальных языков должна стать объектом повышенного внимания как исследователей-аналитиков, так и тех, кто занимается разработкой и проведением активных информационных операций в целях обеспечения национальной безопасности.
Галаганова Светлана Георгиевна
[1]В названии клиники (а затем и института) увековечено имя герцога Бедфорда, маркиза Тэвистокского, подарившего учреждению здание на северной окраине Лондона для «наблюдения за поведением» контуженных британских солдат. Речь шла не о лечении пострадавших, а об изучении работы их мозга для установления «пределов психической прочности человека» [7]. С клиникой сотрудничали З. Фрейд и другие известные психологи и психиатры. После войны институт взял под свою опеку клан Рокфеллеров.
[2] Базового Глобального Английского, т.е. предельно упрощённого варианта разговорного английского языка, адресованного населению всех стран.
Список использованных источников
- Галаганова С.Г. Лингвокультурологические аспекты «Великого Нарратива» // Этносоциум и межнациональная культура, № 8, 2022. С. 14 – 23.
- Галаганова С.Г., Кравец П.С. Субъективное семантическое пространство человека в условиях цифровой трансформации общества // Человеческий капитал, № 10, 2022. С. 159 – 172.
- Залевская А.А. Слово в лексиконе человека. Психолингвистическое исследование. – Воронеж: Изд-во Воронежского государственного университета, 1990. – 204 с.
- Уфимцева Н.В. Русские глазами русских // Язык – система. Язык – текст. Язык – способность/ ред. Ю.С. Степанов, Е.А. Земская, А.М. Молдован. – М.: Изд-во Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН, 1995. – 286 с.
- Coleman, John. The Tavistock Institute of Human Relations: Shaping the Moral, Spiritual, Cultural, Political and Economic Decline of the United States of America. URL: http://www.archive.org/details/Tavistock_201601/page/n7/mode/2up
- Jones, Marie D.; Flaxman, Larry. Mind Wars. A History of Mind Control, Surveillance and Social Engineering by the Government, Media and Secret Societies. URL: https://archive.org/details/mindwarsbymariedjonesandlarryflaxman2015
- Linstrum, Erik. Square Pegs and Round Holes: Aptitude Testing in the Barracks and Beyond // Ruling Minds: Psychology in the British Empire. – Harvard University Press, 2018.
- McConnachie, James; Tudge, Robin. The Rough Guide to Conspiracy Theories. 3d ed. – The Transactions Publishers, 2023.
- Ogden’s Basic English: A General Introduction with Rules and Grammar. URL: http://ogden.basic-english.org/booksum1.html
- Social Science in Action: Reports from Tavistock Institute Archive // TIHR Archive Project. Vol. 7. – L.: 2019.
- The Social Engagement of Social Science: A Tavistock Anthology. Vol. 3. – University of Pennsylvania Press, 1997.
- Trahair, Richard. Behavior, Technology and Organizational Development: Eric Trist and the Tavistock Institute. – Oxford University Press (UK), 2019.