Стратегическая культура как инструмент военно-политического анализа

Пандемия коронавируса, нефтяные войны, неуправляемая миграция наряду с обострением противостояния между центрами силы – США, Китаем, Россией приводят к хаотизации международных отношений, которая приобретает все более угрожающий характер в условиях очевидного дефицита управляемости системой международной безопасности в экономической, военно-политической и культурно-мировоззренческой сферах.

Гибридная война в реалиях современности

Важным фактором хаотизации международной обстановки является курс США на глобальное доминирование с использованием военного и экономического потенциалов консолидированного Запада при одновременном беспрецедентном снижении авторитета и дееспособности организаций обеспечения международной безопасности – ООН и ОБСЕ. Мир вступает в эпоху большей разобщённости, а объединительные скрепы между народами и странами достаточно слабы. Невольно напрашивается аналогия с событиями 30-х годов прошлого века, приведшими человечество к трагедии Второй мировой войны.

Сегодня глобальные, региональные и международные институты (G-20, ЕС, ОПЕК), отдельные государства и их коалиции, международные организации демонстрируют неспособность эффективно реагировать на вызовы, риски, опасности и угрозы не толькона уровне конкретных принимаемых решений, но и, что самое главное – на концептуальном уровне.

Концептуально такой ответ мог бы быть разработан при участии системных субъектов международных отношений на нескольких треках: во-первых, на треке формирования долговременного стратегического партнерства между ЕС и Россией, способного консолидировать в мягкой форме Большую Евразию и, во-вторых, на треке развития устойчивого партнерства между США, Китаем и Россией.

Однако жесткие правила гибридной войны США и консолидированного Запада против России и Китая не позволили обеспечить необходимое развитие ни по одному из взаимовыгодных направлений. Наоборот, Вашингтон и его союзники делают ставку на угрозу применения военной силы, сохранение режима незаконных экономических санкций и ведение информационной войны, построенной на фальсификациях и дезинформации. Синергетику влияния военных, экономических и информационных возможностей обеспечивает единая стратегия гибридной войны, которая целенаправленно ведется против конкурентов США и Запада в целом.

Смысл гибридной войны состоит в создании условий для безудержного обогащения избранных и обнищания всех прочих, а массированное информационное обеспечение пытается внедрить в сознание противников, что возврат к прежней жизни теперь не возможен. Сильными мира сего уже приготовлены лекала нового миропорядка, более жестокого и бесчеловечного.

В жесткой конкурентной борьбе на первое место выходят уже не вопросы политического строя, степени демократичности и либерализма политической системы, а культурный, цивилизационный фактор, о котором говорили С.Хантингтон и некоторые другие геополитики.

Политические реалии современности убедительно свидетельствуют, что с учетом влияния культурно-цивилизационного фактора на способность обеспечить стабильность и выживание страны, судя по эффективности борьбы с пандемией, у культур государств, представляющих Большую Евразию (Китай, Россия, Южная Корея, Япония), потенциал устойчивости выше.

Возможности этих государств оказываются сильнее как в операционном смысле, позволяя принять конкретные меры борьбы с новыми вызовами, так и в концептуальном, поскольку ослабление либеральной идеологии и демократического политического устройства не выбивают у этой группы стран полностью почву из-под ног, чем рискуют государства консолидированного Запада.

Культура в конфликтах XXI века

Сказанное позволяет утверждать, что в процессе создания глобальной, комплексной системы обеспечения международной безопасности важное место следует отводить восприятию и учету функций культуры в мировой политике и в военной сфере, в частности.

Культура включает совокупность знаний и представлений о мире, разделяемых членами определенного человеческого сообщества, а различия в представлениях влияют на политику отдельных государств, на функционирование неправительственных и международных организаций, на общественное мнение и массовое поведение.

Видный американский антрополог М. Херсковиц полагает, что каждая культура имеет определенный «культурный фокус» — преобладающую, существенную черту того или иного народа. Культурный фокус отражает тенденцию любого общества к особой сложности и изощренности одних аспектов и институтов на фоне относительной простоты других.

Когда общество фокусируется, сосредоточивает усилия на развитии какого-одного аспекта своей культуры, этот аспект становится очагом инноваций, так как именно он, а не другие, находится в центре внимания. У одних стран это развитие технологий (страны Европы), у других-развитие экономического и военного потенциала для того, чтобы на основе самопровозглашенной исключительности добиться глобального доминирования (США), у третьих — закон и право (Швейцария, Исландия).

Культурный фокус России в течение столетий ориентирован на решение задач обороны собственного государства и защиту народа, на поддержку справедливости в международном сообществе.

Вопросы соотношения понятий «культурного фокуса» и «стратегической культуры» представляют собой важный предмет отдельного исследования.

Отражение феномена «культуры» в военной сфере жизни общества имеет ряд специфических особенностей. Под военной сферой жизни общества следует понимать: «область жизнедеятельности государства, которая объективно необходима для обеспечения его динамичного, устойчивого и безопасного развития, в которой занято большое количество специально подготовленных, имеющих отношение к военному делу людей, которая предполагает в своем функционировании использование государством в потенциальной или реализованной форме военной мощи страны и регулируется посредством военной политики на основе военно-доктринальных установок и определенной нормативно-правовой базы».

Развитие и совершенствование военной сферы обусловлено необходимостью локализации и минимизации негативных последствий военных опасностей и угроз с использованием военной силы, вооруженных сил по их прямому предназначению – ведению вооруженной борьбы в военных условиях и в потенциальной, сдерживающей форме для предотвращения войн и агрессий против государства в мирных условиях. Вместе с тем, использование военных для решения задач по ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций приобретает все более широкие масштабы (например, гуманитарная помощь России в Сирии, оказание российскими военными помощи в борьбе с пандемией COVID-19 в Италии, Сербии и некоторых других государствах).

Однако военная сила продолжает оставаться важной составляющей международных отношений. В современных политических реалиях основным моментом обоснования применения военной силы нередко является утверждаемое агрессором несоответствие ценностных установок страны-жертвы цивилизационным ценностям доминирующей страны (действия США в Югославии, Ираке, Сирии).

В этих условиях культура, безусловно, является одним из важных факторов современной международной безопасности, однако требуется провести дополнительные междисциплинарные исследования глубины и сферы ее влияния. Особое внимание современных исследователей привлекает феномен стратегической культуры как базовой основы военно-политического анализа.

Национальная безопасность и становление концепта «стратегическая культура»

По определению академика РАН А.А. Кокошина: «Стратегическая культура (СК) выражается в особом, присущем данной стране и ее народу характере поведения вооруженных сил, в способах использования военной силы. СК представляет собой совокупность стереотипов устойчивого поведения соответствующего субъекта при масштабном по своим политическим задачам и военным целям применении военной силы, в том числе при подготовке, принятии и реализации стратегических решений». Эта ёмкая формула в наиболее полной мере отражает особенности СК.

Вместе с тем, практически каждый исследователь пытается дать собственные определения понятия СК. При этом общим является понимание, что СК представляет собой атрибут не только вооруженных сил или даже государственной машины, а всего народа в целом. Это долговременный, весьма инерционный социо-психологический феномен, который часто сохраняется почти в неизменном виде при смене военно-политического руководства, политических систем и политических режимов.

Анализ научных работ позволяет выделить три «волны» интереса к вопросам стратегической культуры.

Первая волна исследований. Исследования связи между культурой и стратегиями национальной безопасности впервые начали проводиться в США в начале 40-х годов прошлого века в рамках изучения «национального характера » Германии и Японии, как потенциальных противников.

Однако после окончания Второй мировой войны ядерная угроза, связанная с развитием холодной войны, отодвинула на задний план изучение культуры и ее влияния на национальную безопасность. Главное внимание было уделено развитию геополитической теории сдерживания, основанной на предположении о преобладании рациональных подходов в политике противостоящих социально-экономических систем.

В целом, исследование связи между национальной культурой и стратегией не получило развития во время холодной войны.

Вторая и третья волна исследований феномена стратегической культуры в контексте изучения влиянии культурных особенностей на международную безопасность охватывают период от начала 70-х годов прошлого века и до настоящего времени.

Вторая волна исследований. В период 70-х гг. прошлого века начала формироваться вторая волна исследований по проблемам стратегической культуры. Начальный импульс работам в этом направлении придало исследование эксперта корпорации РЭНД Джека Снайдера «Советская стратегическая культура: последствия для ограниченных ядерных операций».

Д.Снайдер – автор термина «стратегическая культура», указал в 1997 г. на некоторые исторические, институциональные и политические факторы, которые сформировали уникальный советский подход к разработке ключевых составляющих стратегии государства и сопоставил их со взглядами тогдашних правящих элит США. Он отметил, что американские доктрины сдерживания и ограниченной ядерной войны противоречат глубоко укоренившимся советским взглядам; следовательно, советские лидеры, принимающие решения, видят мир через призму собственной уникальной стратегической культуры, основные положения которой далеки от американских представлений о взаимной сдержанности при выборе целей и оружия. В результате был сделан вывод, что диаметральная противоположность стратегических культур двух стран не позволяет рассчитывать на переговоры о «допустимости» ограниченного использования ядерного оружия против СССР и прогнозировался вероятный «односторонний ответ Москвы, предусматривающий ограничение ущерба своей стране путем нанесения по противнику неограниченного контрсилового удара». Объяснение этого феномена Д.Снайдер пытался найти в российской истории незащищенности и авторитарного контроля.

Д.Снайдер определил стратегическую культуру как «совокупность идеалов, условных эмоциональных реакций и моделей привычного поведения, которые члены национального стратегического сообщества приобрели путем наставления или подражания и поделились друг с другом в отношении стратегии».

Работа Д.Снайдера в то время представляла одну из немногих попыток разработать концепцию стратегической культуры применительно к реалиям холодной войны и провести сопоставительный анализ СК государств-соперников.

В целом, второе поколение работ по СК описывает синергетическую связь между стратегической культурой и политикой в области ОМУ. Авторитетные исследователи утверждали, что культура обладала полупостоянным влиянием на политику, сформированную элитами и социализированную в отличительные способы мышления. Одним из сделанных ими выводов было утверждение о предсказуемости ядерной стратегии потенциальных противников. Подход Снайдера описывал советское предпочтение наступательному, упреждающему применению силы и объяснял модернизационные инициативы в ядерной инфраструктуре для поддержки этой ориентации. Результатом этого исследования стало новое внимание ученых к потенциально прогностической силе СК.

Третья волна исследований. К числу наиболее важных работ по вопросам СК в третьем поколении исследований (конец XX века и до н/в) следует отнести книгу Алистера Джонстона «Культурный реализм: стратегическая культура и великая стратегия в китайской истории» в которой изучается стратегическая культура Китая, ее становление, сущность и характер. Эта работа Джонстона представляет собой некий промежуточный итог всего комплекса предыдущих исследований по СК. Исследование было направлено на изучение существования и характера китайской СК и причинно-следственных связей с применением военной силы против внешних угроз. Джонстон считал, что концепция стратегической культуры позволяет получить конкретные предсказания о стратегическом выборе

В своем исследовании А. Джонстон определяет понятие СК как представляемую стратегическую ситуацию, которая предопределяет спектр моделей поведения в ней и способствует выбору конечного действия. Он рассматривает культуру  как среду идей и представлений, которая ограничивает стратегические выборы. При этом СК представляет собой целостную «систему символов» (то есть способов аргументации, аналогий, метафор), которая формирует представления о роли и эффективности военной силы в межгосударственных отношениях, придавая им ауру очевидности. Тем самым СК создает долговременные стратегические предпочтения, формирует базовые представления о стратегической среде, в числе которых:

  • о роли войны, а также о том, представляет ли собой война норму или отклонение;
  • о неприятеле и связанных с ним угрозах;
  • об эффективности использования военной силы и способности контролировать результат применения силы, а также об условиях, при которых применение силы целесообразно;
  • представления о наиболее эффективных вариантах стратегических ответов на угрозы.

В начале ХХI века участились попытки использовать возможности концепта СК для углубленного анализа таких проблем, как обострение отношений между Россией и США, хаотизация Ирака, провал операции в Афганистане, развитие обстановки в Сирии, усиливающееся американо-китайское противостояние, ядерная напряженность с Ираном и война с террором. Это обусловило усиление интереса госдепартамента и министерства обороны США к вопросам СК и ее военно-стратегическим аспектам.

В 2006 г. американское «Управление по передовым системам и концепциям Агентства по снижению угроз обороны» (Defense Threat Reduction Agency Advanced Systems and Concepts Office) подготовило ряд работ по стратегической культуре стран, представляющих особый интерес для Вашингтона (Россия, Китай, Япония, Индия, Израиль и некоторые другие). Была исследована и СК самих США.

Американцы исходят из того, что изучение СК других государств и своей собственной позволит выработать новый взгляд на военную доктрину и критические решения, такие как ядерная стратегия и применение силы.

Методологически важной представляется появившаяся в 2005 г. работа американского политолога Д. Лантиса «Стратегическая культура: понимание сути стратегии от Клаузевица до конструктивизма», который поднял ряд ключевых проблем, имеющих принципиальное значение для теории и направленности дальнейших исследований в данной области. Он задается вопросами: обеспечивают ли различные теории СК адекватное объяснение выбора политики национальной безопасности; характеризуется ли СК неким постоянством или же она способна развиваться в течение долгого времени; насколько СК универсальна. Немалый практический интерес представляют ряд задач анализа проблем СК, включая развитие понятийного аппарата, определение источников, хранителей и субъектов СК, и, наконец, разработка моделей СК.

Стратегическая культура предлагает огромные возможности для изучения политиками, дипломатами и военными вариантов стратегического выбора в XXI веке. Модели СК отражают возможные варианты выбора политики обеспечения национальной и международной безопасности и позволяют адаптировать дипломатические шаги к культурным различиям в максимально возможной степени.

Например, неуклюжие попытки США в борьбе с ядерными программами КНДР и Ирана иллюстрируют важность понимания особенностей СК государств. Дипломатические маневры и силовое давление с целью отговорить и удержать потенциальных противников от разработки ядерного оружия до сих пор в основном не увенчались успехом. В этом контексте знание особенностей СК конкретной страны служит фундаментом для прогнозирования ее возможных реакций на переговорах, планированию действий и обоснованию рациональных шагов.

Исходя из того, что такие понятия, как принуждение, риск и сдерживание, имеют высокую культурную специфику, разработка адаптивных моделей становится необходимой для международного сотрудничества в сфере обеспечения безопасности.

Формирование российской научной школы стратегической культуры

Работы русского и советского военачальника, военного теоретика А.А. Свечина, выдающегося военного теоретика и философа А.Е. Снесарева, наших современников генерала армии М.А.Гареева, академика РАН А.А. Кокошина, генерал-полковника Л.Г.Ивашова, О.П. Иванова, Е.Н. Ожиганова, Т.А. Алексеевой, В.А.Владимирова, А.А.Бартоша и некоторых других формируют уникальный пласт в сфере отечественных исследований вопросов стратегической культуры.

А.А. Свечин в своей фундаментальной работе «Стратегия» подчеркивает, что разработка стратегии включает в себя как рассмотрение вопросов непосредственно связанных с вооруженными силами (строительство вооруженных сил, военная мобилизация и т.д.), так и вопросы влияния политики, дипломатии и экономики на ход и исход войны, что обусловлено появлением ряда новых экономических, технологических и военно-технических факторов, делающих сами войны качественно иными. Это утверждение в полной мере относится к проблеме изучения стратегической культуры как своего государства, так многих других стран.

А.Е. Снесарев еще в 1926 г. в своей рецензии на материалы труда А.Свечина «Стратегия» отмечает, что война может вестись не только мечом, но и другими средствами. Таким образом, наряду со сферой собственно вооруженной борьбы в современной войне осуществляется противоборство в политической, экономической, идеологической и других сферах при доминировании сферы вооруженной борьбы.

Президент Академии военных наук, генерал армии М.А.Гареев и генерал-майор Н.И. Турко отмечают, что «Активное применение «жестких невоенных» средств в сочетании с «мягкими» нетрадиционными средствами (в первую очередь, информационными) составляет главную особенность протекания первой фазы войны в современных условиях. Цель войны – не уничтожение противника, а силовое перераспределение ролевых функций стран».

В то же время, по мнению российского философа В.В. Серебрянникова: «Если из войны изъять вооруженную борьбу, то она превратиться в другую форму силовой борьбы, весьма возможно «войноподобную», но это уже не будет война. Указание на обязательное наличие вооруженной борьбы-центральное звено в определении войны, главный критерий, позволяющий отделять войну от форм мирного решительного и жесткого противоборства политических субъектов».

Некоторые из упомянутых авторов не использовали термин «стратегическая культура», по всей вероятности, из-за недостаточной его проработки в отечественных исследованиях. В то же время, работы советских и российских военных ученых заложили основу подхода к СК как интегратору исследований возможностей различных видов противоборства как вооруженного, так и не вооруженного в интересах обеспечения военной безопасности и ведения войны. При этом СК является отражением национального подхода государства к войне как инструменту политики и в свою очередь выступает в роли эффективного инструмента военно-политического анализа и принятия решений.

Э.Н. Ожиганов выделяет шесть основных (перекрещивающихся) причин, объясняющих значимость концепции СК.

Во-первых, она разрушает воздействие этноцентризма на все, что подразумевает теорию и практику стратегии. Этноцентризм различными способами влияет на стратегическое взаимодействие, однако его результаты наиболее очевидны в неправильном восприятии друг друга стратегическими акторами.

Во-вторых, понимание СК является фундаментальной частью одного из основных принципов войны: «Узнав своего врага, познаешь и себя». Это способствует оцениванию стратегическим субъектом своего поведения согласно собственным характеристикам, что является отправной точкой понимания.

В-третьих, следует отметить связанный с предыдущим способ, которым СК обращает наше внимание на важность истории, если мы хотим задать правильные вопросы о мотивации, представлении о самих себе, а также об образцах поведения других.

В-четвертых, СК помогает сломать искусственную границу между внутренней средой, в рамках которой осуществляется политика, и внешней средой безопасности. СК напоминает нам, что структуры принятия решений, военные институты, процессы принятия решений — все это функционирует в особых политических культурах. Именно поэтому СК привлекает внимание к различиям между национальными государствами, в то время как «научность» в политической науке стремится свести их на нет.

В-пятых, СК помогает объяснить очевидную иррациональность в мышлении и поведении тех, кто не был социализирован в культурных традициях эксперта-наблюдателя. Это улучшает способность общаться и взаимодействовать с другими участниками мировой политики.

Наконец, понимание переменных СК может быть критически важным для оценки сценариев и угроз, поскольку дает возможность уловить нюансы и понять способ действий в больших и малых вопросах.

Ученый подчеркивает, что СК, среди прочего, — это способность стратегического сообщества предвидеть длительные последствия своих решений и принимать их, оценивая множество конкурирующих точек зрения и оценок перед лицом сложных и динамических процессов с весьма неясными исходами. Результаты проведенного Э.Н. Ожигановым анализа являются важным аргументом в пользу расширения применения концепта СК в военно-научных исследованиях.

О.П. Иванов в диссертации «Применение военной силы США в современных условиях: рациональный и иррациональный подход» и в ряде научных статьей определяет содержание и эволюцию развития теории СК ; выделяет и анализирует особенности американской СК как фактора планирования и применения военной силы.

Ученый отмечает, что на особенности применения военной силы вообще и реализации стратегии сдерживания в частности большое влияние оказывает СК. Именно фактор культуры создает тот локальный контекст, в котором внешнеполитическая и военная стратегия находит свое воплощение. СК является отражением национального подхода к войне как инструменту политики. Знание и использование этого фактора может облегчить разработку и реализацию стратегии. Именно стратегическая культура может помочь объяснить фактор иррационализма, а также поведение государства, выходящее за рамки рациональной модели поведения. Знание СК другой стороны имеет практическое значение, так как позволяет выработать наиболее эффективную политику в отношениях.

Т.А.Алексеева в статье «Стратегическая культура» как инструмент международно-политического анализа» анализирует потенциал концепта «стратегической культуры» как инструмент анализа проблем безопасности и подготовки к переговорам с «другой» стороной. Важным представляется вывод о необходимости создания теоретически прогрессивных моделей на основе концепции СК, выход за пределы линейности в становлении СК, вопрос о ее универсальности, а также уточнение связей между внешними и внутренними факторами политики безопасности. Автор показывает тесную связь концепта «стратегической культуры» с политической культурой, а также с конструктивистской парадигмой в теории международных отношений.

Выдающийся геополитик Л.Г. Ивашов, анализируя задачи России как одной из ключевых мировых цивилизаций, пишет: «По моему глубокому убеждению задачи России, вытекающие из истории: нести справедливость в международное сообщество; останавливать претендентов на мировое владычество и регулировать отношения между западом и востоком; показывать человечеству направления устремлений (космос, ядерная энергетика, мировой океан, социализм и пр.), подвигать всестороннее развитие интеллекта, объединять вокруг общего проекта сотни различных народов, национальных групп, при сохранении их национальных культур, традиций, религий. И экономика должна выстраиваться для обеспечения этих функций. Перестраивать нынешнюю мировую финансово – экономическую модель – это наша главная задача». В течение многих веков нацеленность России на решение перечисленных задач, имеющих как национальное, так и общечеловеческое измерение, способствовала формированию уникальной российской стратегической культуры.

В основу рассмотрения СК как контекста положены две основные гипотезы: 1) исследователи исходят из того, что поведение государств в предшествующие периоды оказывает сильное влияние на современные и будущие возможности и варианты их поведения на международной сцене, а это предполагает выяснение вопроса о том, как именно данные государства действовали в прошлом; 2) еще одна гипотеза опирается на представления государств и народов о самих себе, или иначе, на идентичность или национальный характер, предполагающих предрасположенность к определенному типу политики. Культура неизбежно оказывает мощное воздействие на стратегию, либо организуя компетенции лиц, принимающих решения, либо формируя их представления о реальности.

Работы А.А. Бартоша посвящены вопросам сопоставительного анализа стратегических культур отдельных государств.

Таким образом, исследователи стремятся расширить представление о концепции «стратегической культуры» и ее эвристических возможностях, показать способы ее применения в сравнительных политических исследованиях, вскрыть связи СК с другими аспектами политических явлений и процессов в интересах военно-политического сравнительного анализа политических процесс и выработки решений.

Российский стиль разработки и практического учета концепта СК в военно-политическом анализе находится пока в стадии формирования. Если перечень работ западных специалистов по вопросам СК насчитывает не один десяток страниц, то отечественный вклад в разработку этого вопроса выглядит пока заметно скромнее.

В этом контексте актуальность проблемы, связанная с трансформацией международных отношений, изменением взглядов на использование силы, появлением новых видов конфликтов XXI века – гибридной войны и цветной революции, настоятельно требует активизации исследований СК как важного системообразующего фактора при решении задач стратегического прогнозирования и планирования с последующим внедрением результатов в различные сферы деятельности государства – политическую, дипломатическую, социально-экономическую, военную, культурно-мировоззренческую.

Использование концепта «стратегическая культура» в военно-политическом прогнозировании и планировании позволяет лучше понять преемственность, лежащую в основе международных кризисов, и мотивы действий государств и их коалиций. Каждое государство выходит на международную арену со своим историческим багажом накопленного опыта, убеждений, культурных влияний и географических и ресурсных ограничений; все это влияет на его поведение. Преемственность во внешней политике государства, например, поддерживается исторической тенденцией сохранять традиционные сферы влияния, что придает существенную временную протяженность анализу возможных действий правящих элит. СК позволяет интегрировать культурные соображения, совокупную историческую память и их влияние в анализ политики безопасности государств и международных отношений.

Сказанное позволяет выделить следующие преимущества практического применения концепта СК как инструмента анализа и прогнозирования внешней политики других международных субъектов и планирования внешней политики своего государства:

  • лучшее понимание совокупности факторов, которые влияют на политику государства;
  • проведение эффективной политики сдерживания, основанной на более глубоком понимании культурных ценностей других государств и эффективном выборе соотношения затрат и выгод;
  • четкое представление о факторе военной силы в политике других государств и балансе силовых и не силовых способов в навязывании противнику своей воли;
  • укрепление отношений сотрудничества с союзникам и партнерами;
  • повышение точности и адекватности интерпретации разведданных, собранных различными видами разведки;
  • выбор эффективной стратегии публичной дипломатии, направленной ослабление пропагандистской кампании противника и использование собственных культурных ценностей при проведении внешней политики;
  • более успешная и точная оценка возможных последствий собственных внешнеполитических шагов.

Сопоставительное междисциплинарное изучение формирования, влияния и процесса изменения СК крупных держав в современную эпоху безусловно способно внести полезный вклад в исследования вопросов войны и мира.

Матрица стратегической культуры как основа для создания интегрированной информационной среды

В интересах дальнейшего системного изучения феномена СК в настоящей статье впервые предлагается в компактной форме представить факторы, формирующие СК, в виде элементов своеобразной «матрицы стратегической культуры». Матрица позволяет создать интегрированную информационную среду для проведения аналитической работы по прогнозированию, аудиту ресурсов и планированию действий в современных военно-политических ситуациях. Использование матрицы дает возможность систематизировать задачи сбора информации в интересах оценки своей и противника, ее обработки и формулировки рекомендаций для принятия управленческих решений политиками, дипломатами и военными. В общем виде осуществлена классификация совокупности факторов по сферам их проявления, сформированы группы объективных и субъективных факторов.

Группа объективных факторов:

1. Территориально-географические:

  • пространственно-территориальное положение страны н (размеры и конфигурация территории, физико- географические особенности границ, расположение относительно основных международных транспортных коммуникаций, комплекс природных условий);
  • наличие природных ресурсов и их доступность;
  • возможности выхода к водам мирового океана;

2. Политические:

  • форма политического режима, форма правления и форма государственного устройства;
  • степень эффективности политической системы;
  • характер партийной системы и наличие политического плюрализма;
  • место страны в системе международных отношений;
  • степень вовлеченности государства в международные конфликты и характер этих конфликтов;
  • наличие или отсутствие острых политических конфликтов внутри страны и др.

3. Военно-стратегические:

  • уровень боеспособности и боеготовности вооруженных сил;
  • уровень развития военно-промышленного комплекса и его возможности но обеспечению вооруженных сил боевой техникой и вооружением;
  • эффективность системы подготовки военных кадров;
  • участие страны в военно-политических союзах и характер международного военно-технического сотрудничества;
  • наличие исторического опыта участия в войнах, уровень развития оборонного сознания населения;
  • готовность и способность вооруженных сил участвовать в миротворческих операциях, в борьбе с международным терроризмом, эпидемиями и др.

4. Экономические:

  • уровень экономического суверенитета;
  • уровень развития производственной базы страны;
  • уровень развития производительных сил;
  • характер и тип экономических общественных отношений;
  • мобилизационные возможности страны и запасы стратегических ресурсов;
  • уровень жизни населения;

5. Экологические:

  • уровень загрязненности окружающей среды;
  • наличие и внедрение в производство экологически безопасных технологических процессов;
  • степень истощенности природных ресурсов, степень использования ресурсосберегающих технологий;
  • наличие и обеспечение безопасности хранения оружия массового уничтожения, способы и надежность утилизации радиоактивных, ядовитых, пожароопасных и других отходов.

6. Этнические:

  • уровень гомогенности (однородности) и национальной консолидации страны;
  • наличие и характер внутренних межнациональных конфликтов;
  • положение этнических диаспор за рубежом и характер отношений с ними;
  • основные типы национального самоопределения в многонациональной стране и др.

7. Демографические:

  • численность и динамика населения;
  • образовательный и культурный уровень населения;
  • мобилизационные возможности страны но людским ресурсам и др.

8. Религиозные:

  • основные религии и конфессии, их место и роль в политической системе страны;
  • наличие или отсутствие внутренних конфликтов на межрелигиозной почве;
  • религиозные составляющие международных конфликтов с участием государства и др.

Наряду с объективными, на формирование CК важную роль оказывают и субъективные геополитические факторы:

  • уровень общественного сознания и культуры в стране;
  • степень религиозности населения;
  • степень идеологического единства нации, наличие «государственной идеи» и ее адекватность специфике государства;
  • наличие и научная обоснованность концепций общественного развития, их реализация в рамках практической политики;
  • характер военной доктрины, уровень развития военной мысли;
  • профессионализм политического и военного руководства, компетентность государственных служащих, эффективность структурной организации государственного аппарата;
  • национально-исторические традиции;
  • национально-психологические особенности основной массы населения страны и др.

Приведенный перечень геополитических факторов не является исчерпывающим. Более того, не все перечисленные факторы в равной степени влияют на формирование СК. Вес каждого фактора зависит от конкретной специфики, и для каждого государства перечень и характер влияния геополитических факторов будет свой.

Военная история и стратегическая культура государств

В современной политике и дипломатии важно учитывать свойство некоторых геополитических факторов радикально трансформироваться, что влечет за собой радикальные изменения СК страны и нередко приводит к своеобразному «перекосу» исторически сложившейся матрицы СК или даже к ее полному исчезновению. Как правило, начальный импульс подобным трансформациям придают различные исторические катаклизмы, резкие изменения в национальной судьбе страны.

Например, поражение нацистской Германии во Второй мировой войне привело к кардинальной трансформации некогда весьма развитой СК немецкого государства. Современная весьма расплывчатая СК Германии практически полностью сформирована в послевоенные годы. По мнению исследователя Оборонного колледжа НАТО в Риме Яна Тешау, отраженном в его работе « Никакой стратегии, пожалуйста, мы – немцы! Восемь элементов, которые формируют стратегическую культуру Германии — на пути к комплексному подходу: стратегические и оперативные вызовы», стратегическая культура современной Германии строится на следующих факторах: позор и отказ от нормальной жизни; воинствующий пацифизм и антимилитаризм; право быть оставленными в покое; урезанный суверенитет; сдержанность, пассивность, боязливость; Европа как эрзац-религия, или изнурительная многосторонность; великая трансатлантическая сделка 1949 г. (обязательство США обеспечить Европе защиту в обмен на обязательство европейцев нести часть оборонных расходов против СССР); большой консенсус германской внешней политики (лидирующая роль Германии в ЕС, поддержка ООН, военная интеграция в НАТО, а также тесная связь с США, дружба с Францией, прагматичные, но удаленные отношения с СССР). Судя по итогам анализа, одна из ключевых целей НАТО: «держать Германию под контролем», пока выполняется.

Однако часть факторов носят явно унизительный для Германии характер, поэтому не удивительно, что в последние годы ФРГ все чаще отказывается безоговорочно следовать в фарватере своего трудно прогнозируемого и деспотичного заокеанского союзника-сюзерена. Берлин пока робко, но начинает «показывать зубы».

Невольно возникает ассоциация с Версальскими соглашениями, навязанными немцам победителями в Первой мировой войне и последствиями, к которым привел разрыв Германии с Версальской системой…

В противовес Германии СК современной Великобритании неизменно демонстрирует безоговорочную приверженность заокеанскому сюзерену. СК Великобритании исторически сформировалась под воздействуем следующих факторов: сравнительная изоляция от ближайших соседей, и как следствие появление » островного мышления»; богатый опыт колониальной деятельности (с середины XVI века до начала XX века); акцент на статусе великой державы (наследие Pax Britannica – роль английского языка в различных областях по всему миру; страна-победитель во Второй мировой войне; постоянное членство в Совете Безопасности ООН; ядерная держава; дилемма атлантизма и европеизма, то есть быть сильным политическим субъектом, но иметь многочисленных союзников на континенте). Однако выход Соединенного Королевства из ЕС снизил роль Великобритании как обособленного политического субъекта на сцене мировой политики, что приведет к очередной трансформации СК страны. Лондон больше не сможет рассчитывать на поддержку из Брюсселя и будет вынужден еще теснее ориентироваться на США.

Следует отметить, что СК Великобритании после распада Британской империи существенно трансформировалась, а сегодня в значительной своей части превратилась в придаток американской стратегической культуры. Статус «придатка» тем не менее не препятствовал важному вкладу Великобритании в развертывании атомного проекта США, оказанию серьезной поддержки в создании ЦРУ. И сегодня Лондон с опорой на финансово-экономическую и военную мощь США выступает инициатором различных провокаций против России и некоторых других государств.

В контексте формирования военной идентичности Европейского союза представляет интерес изменения геополитических факторов, связанных с эволюцией стратегического мышления европейских элит. Попытку оценить перспективы сотрудничества НАТО и Евросоюза с использованием понятия СК недавно предприняли в совместном докладе «НАТО и ЕС: основные партнеры» Институт исследований в сфере безопасности Евросоюза и Оборонный колледж НАТО в Риме. Под надуманными предлогами в документе утверждается, что ЕС и НАТО заинтересованы в защите от российской агрессии, её сдерживании, а также в продвижении мира и стабильности на Балканах, проецировании стабильности на Ближнем Востоке и в Северной Африке в целях борьбы с терроризмом и предотвращения конфликтов.

В связи с этим объединяющим фактором могут стать общие интересы, прежде всего противодействие «вновь усиливающейся России», которая якобы относится к числу одного их важнейших современных вызовов, а также противостояния всей совокупности гибридных угроз. При этом авторы считают, что Североатлантический альянс будет оставаться гарантом европейской безопасности, пока существует ядерное оружие.

Более того, между объединениями существует разделение ответственности. Так, Евросоюз играет роль «внутреннего игрока» и становится главной силой в противодействии вызовам, в которых есть важная составляющая внутренней безопасности, в частности в областях борьбы с терроризмом и гибридными угрозами, безопасности и обороны в киберпространстве, а также военной мобильности. При этом НАТО рассматривается как «внешний игрок», обеспечивающий военные аспекты противостояния с Россией и парирования других угроз. Таким образом, обе организации заинтересованы в совместном противостоянии современным угрозам для достижения максимального эффекта.

Еще предстоит оценить степень влияния на развитие Европейского союза решения о выходе Великобритании из ЕС и изменения баланса между европеизмом и атлантизмом в британской политике. Мощный удар по мифу о единстве Европы нанесли пандемия коронавируса, неконтролируемая миграция, энергетические войны.

Париж с учетом хаотизации обстановки в Европе и мире пытается предложить союзникам по ЕС и НАТО активнее внедрять присущие СК Франции важные принципы коалиционной политики, в частности, военно-гражданские отношения как фактор формирования коалиционной стратегической культуры, организационную культуру и механизмы принятия политических решений в области военной политики, дипломатическое искусство находить компромиссы с несговорчивыми на первый взгляд собеседниками.

В целом, влияние геополитических факторов как элементов матрицы СК обусловливает как стабильное и устойчивое развитие государства, так может и способствовать созданию «окон уязвимости», которые используются конкурирующими странами для ослабления позиций соперника. Эта особенность придает первостепенную значимость изучению СК как союзников, так и конкурентов России.

Умение использовать знание особенностей СК как инструмента военно-политического анализа строится на учете слабых и сильных сторон каждого геополитического фактора собственного государства и государства-соперника, союзника или партнера. Подобное качество является мерилом профессиональной подготовленности политика, дипломата и военного к защите интересов национальной безопасности государства. Важным стимулом для углубленного изучения политики ведущих государств Запада является усиление военных приготовлений США и НАТО против России, что находит отражение в трансформации их стратегических культур в сторону большей агрессивности и консолидации на антироссийской основе.

Источник: «Военная Мысль».

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *