ЛЧЦ и новые центры силы
На протяжении большей части своей истории Америка не знала угрозы собственному выживанию. Когда такая угроза появилась в период холодной войны, она была полностью ликвидирована. Таким образом, американский опыт полностью подтвердил уверенность в том, что, единственная из стран, к угрозам невосприимчива и может выстоять, будучи живым примером моральных достоинств и добрых дел[1]
Г. Киссинджер
Формирование новых центров силы по мере опережающего развития ЛЧЦ неизбежно создаёт противоречие в отношениях США, как лидера западной ЛЧЦ, с новыми влиятельными субъектами МО. В это же самое время появятся и такие крупные в экономическом, демографическом и военном отношении державы, чье влияние будет вносить свои коррективы в отношения между лидерами, как Пакистан, Индонезия, Вьетнам, возможно даже объединенная Корея, что объективно создает угрозу американскому влиянию и неуязвимости. Типичный пример – Россия, Иран и КНДР, которые открыто заявили о неприемлемости американского доминирования, не смотря на всё давление.
Более того, встаёт проблема возможного присоединения этих новых центров силы к военно-политическим коалициям ЛЧЦ. Динамика развития некоторых стран за последние десятилетия свидетельствует о том, что появление таких новых факторов в мировой расстановке сил неизбежно. Более того, в сравнительно короткое время такие новые страны быстро проходят этапы превращения их в новые центры силы[2]:
- этап быстрого (опережающего) развития;
- этап превращения в регионального лидера;
- этап превращения в региональный центр силы.
[3]
- 2 этапу: Турция, Иран, Саудовская Аравия, Вьетнам, Республика Корея, Малайзия.
- 3 этапу: Германия, Великобритания, Франция.
- 4 этап: КНР, Индия, Бразилия, Россия, Индонезия, Пакистан.
Так, Турция, Иран, Малайзия и некоторые другие государства, занимавшие еще недавно места аутсайдеров по демографическим и экономическим показателям, смогли очень увеличить численность населения в несколько раз, а по экономическим показателям будут вполне сопоставимы со странами, которые еще недавно определяли уровень развития мировой экономики (например, Англией, Францией и даже Германией), что неизбежно отразится на региональной ВПО. Это видно на примере изменений в военных расходов некоторых стран и регионов. В частности, если мировые военные расходы увеличивались в целом пропорционально темпам роста мирового ВВП, то в Азии и Океании они росли существенно быстрее, чем даже в странах Восточной Европы и Северной Америки.
Сказанное означает, что в относительно недалекой перспективе в АТР и особенно регионе Юго-Восточной Азии произойдут не только радикальные изменения в соотношении экономических и демографических сил и, как следствие, в характере МО, но и в соотношении военных сил и в характере ВПО и даже стратегической обстановки (СО), которая ускоренно осложняется по вполне объективным причинам – нарастающим геополитическим противоречиям в регионе.
Эта тенденция, безусловно, усилится в связи с появлением в регионе таких мощных в будущем военных игроков, как Индонезия, Филиппины, Пакистан и особенно Вьетнам и Республика Корея.
[4]
При этом, если США будут стремиться всячески сохранить сложившийся мировой порядок и расширить свою коалицию, в том числе привлекая в неё Индию, то Китай будет ориентироваться исключительно на самостоятельную роль центра силы, постепенно подчиняя себе страны не только бассейна Тихого и Индийского океанов, но и Атлантики.
Что же касается Индии, то в настоящее время её экономические и научно-технологические перспективы явно недооцениваются, а военная мощь и политические амбиции старательно не замечаются. На мой взгляд, эти амбиции у правящей элиты Индии будут вполне сопоставимы с амбициями США и КНР, а экономическая и демографическая мощь к 2050 году может составить не только конкуренцию, но и превзойти мощь остальных стран-лидеров.
Эти перспективы развития ВПО в мире и регионы не являются оптимистическими для современной России, которая очень слабо представлена в региональной и межрегиональной торговле (порядка 1%) и военно-политическом балансе сил. Более того, по мере развития военно-технологической базы КНР, Индии и других стран её относительно высокая роль в военно-техническом сотрудничестве будет снижаться. Велика вероятность того, что существующие тенденции развития собственной промышленной базы в КНР и Индии и их частичной ориентации на другие страны приведут к уменьшению доли российской военной продукции, которая может сохраняться в отдельных сегментах (современных системах ПРО и ПВО, ВВС и Сухопутных сил), но будет вытесняться другими продавцами на рынках третьих стран.
Перенос центра тяжести мировой экономики, торговли и политики в АТР неизбежно требует от России усиления политики развития регионов Дальнего Востока, начатой относительно недавно и пока еще не дающей необходимых результатов. Необходимо, прежде всего, чтобы любой вид общегосударственной деятельности – политической, экономической, научно-технологической, гуманитарной, а тем более военной – имел свое продолжение на Дальнем Востоке. Это можно сделать только при условии перенесения центров административных и экономических решений в этот регион, в частности, части столичных функций. Размещение государственно-бюрократических институтов, как показывает практика, лучше всего содействует развитию. И прежде всего, на мой взгляд, речь может идти о военно-морской деятельности – строительстве судов, размещении и подготовки личного состава и штабов, а также сопутствующих органов управления и обеспечения.
С точки зрения военно-политической, переход от однополярности к многополярности не является ни неизбежным, ни линейно-позитивным явлением, как это иногда представляется в современной научной литературе. Западная ЛЧЦ отнюдь не собирается уступать свое военно-техническое, а тем более технологическое превосходство, как минимум, до 2040 года. Более того, как следует из официальных документов и действий Д. Трампа, она будет настойчиво бороться за сохранение военно-политической однополярности и ликвидации «прорывов» других центров силы на иных направлениях. Так, в 2018 году обострилось соревнование между США и КНР в такой важнейшей области, как суперкомпьютеры, где на какое-то время Китай вырвался вперед: в июне 2018 года в США испытали компьютер, обладающий мощностью в 200 миллионов миллиардов операций в секунду, что, как минимум, вдвое превосходит китайское достижение.
Развитие в военной области таких ЛЧЦ как китайская, индийская, а также исламская, могут привести к росту конфликтности и войнам вне связи с обострением напряженности между Россией и Западом: уже сегодня есть вооруженное противостояние между КНР и Индией, КНР и исламскими акторами, Индией и исламскими государствами, между исламскими государствами и т.д.[6]
С точки зрения экономической, ключевым вопросом для понимания развития ЛЧЦ, центров силы и государств в новейшее время становится вопрос о движущих силах их неравномерного развития. Принято считать, что с экономической точки зрения развитие страны определяется целым рядом относительно стабильных и переменных факторов. Рассмотрим некоторые аргументы, предлагаемые ведущим исследователем профессором В. Сергеевым.
Это, прежде всего, – по мнению В. Сергеева,– уровень образования, природные богатства, численность населения и размер инвестиций, приходящихся на каждого человека. Первые три фактора являются по существу данными, и они вряд ли могут быть изменены в течение одного десятилетия. Однако уровень инвестиций оказывается чрезвычайно чувствительным по отношению не только к указанным факторам, но и другим, не менее важным. Эта группа факторов имеет политический характер: устойчивость политического режима, его отношение к бизнесу, правам собственности и коррупции.
Доля природных ресурсов в экспорте в 2010 году[7]
| Страна | Вид экспортируемых ресурсов |
Доля природного сырья в экспорте, % |
| Ирак | нефть | 99 |
| Тимор | нефть | 99 |
| Экваториальная Гвинея | нефть | 99 |
| Алжир | нефть | 98 |
| Нигерия | нефть | 97 |
| Ливия | нефть | 97 |
| Судан | нефть | 97 |
| Бруней | га» | 96 |
| Ангола | нефть | 95 |
| Конго, Дем.Респ | минеральное сырье, нефть | 94 |
| Азербайджан | нефть | 94 |
| Венесуэла | нефть | 93 |
| Гвинея | металлы | 93 |
| Туркменистан | нефть | 91 |
| Конго | нефть | 90 |
| Чад | нефть | 89 |
| Катар | газ | 88 |
| Саудовская Аравия | нефть | 87 |
| Габон | нефть | 83 |
| Монголия | медь | 81 |
| Ботсвана | алмазы | 66 |
| Норвегия | нефть | 60 |
| Россия | нефть | 52 |
Источник: Macroeconomic Policy Frameworks for Resource-Rich Developing Countries. Washington. D.C.: International Monetary Fund. 2012
Относительно свежая (на 2010 год) статистика по доле природного сырья в экспорте для стран с самой высокой долей имеется в материале МВФ. В таблице приводятся данные по странам, у которых доля ресурсов в экспорте превысила 80%. В мире насчитывается как минимум 20 таких стран, а у некоторых из них (Ирак, Тимор и Экваториальная Гвинея) она доходит до 99%. У Ботсваны, которая традиционно считается страной с изобилием ресурсов, доля сырьевого экспорта составляет 66%, у Норвегии – 62%, у России – 50%; оценок для богатых на ресурсы Австралии и Канады в работе нет. Согласно другому источнику, оценка доли сырьевого экспорта Австралии и Канады составляет на 2009 год 58 и 42% соответственно.
Корректность измерения ресурсного изобилия через долю природного сырья в экспорте (или ВВП) вызывает сомнения. Эта мера не учитывает того факта, что некоторые ресурсные экономики успешно диверсифицируются и тогда, согласно данному показателю, формально переходят в категорию бедных ресурсами; другие же стагнируют и остаются в категории богатых. И в этом смысле доля сырья в экспорте или ВВП скорее является мерой ресурсной зависимости, чем изобилия.
Обеспеченность капиталом для ряда стран с ресурсным изобилием в 2005 году[8]
| Страна | Размер капитала, долл. на душу населения |
Доля природного капитала в совокупном, % |
|
| Природный | Совокупный | ||
| Конго | 14 679 | 6 017 | 244 |
| Ангола | 13 307 | 13 804 | 96.4 |
| Чад | 4 637 | 4 994 | 92,9 |
| Бруней | 183 018 | 232 275 | 78,8 |
| Азербайджан | 11 684 | 15 298 | 76,4 |
| Габон | 42 065 | 58 504 | 71,9 |
| Конго. Дем. Респ. | 1 599 | 2 294 | 69,7 |
| Саудовская Аравия | 97 012 | 146 105 | 66,4 |
| Судан | 6 911 | 12 148 | 56,9 |
| Нигерия | 6 042 | 10 982 | 55 |
| Алжир | 15 815 | 30 242 | 52,3 |
| Венесуэла | 30 567 | 69 775 | 43,8 |
| Россия | 31 317 | 73 166 | 42,8 |
| Монголия | 5 477 | 13 381 | 40,9 |
| Гвинея | 1 939 | 6 271 | 30,9 |
| Индонезия | 4 926 | 19 769 | 24,9 |
| Таиланд | 7 810 | 37 765 | 20,7 |
| Малайзия | 12 750 | 64 767 | 19,7 |
| Чили | 18 870 | 101 901 | 18,5 |
| Норвегия | 110 162 | 867 797 | 12,7 |
| Шри-Ланка | 2 075 | 21 640 | 9,6 |
| Ботсвана | 5 420 | 58 895 | 9,2 |
| Австралия | 39 979 | 518 805 | 7,7 |
| Канада | 36 924 | 538 697 | 6,9 |
Интересно была бы сопоставить эти данные с данными таблицы, но статистика по Ираку, Тимору, Экваториальной Гвинее, Ливии, Катару отсутствует.
Источники: World Bank, 2011, приложение С, расчеты автора.
На основе данных Всемирного банка можно рассчитать долю природного капитала в совокупном капитале страны. Как видно из таблицы, она может превышать 100%, как у Конго, – это происходит из-за того, что общий капитал страны может быть меньше природного. Другая крайность – Сингапур, у которого практически нет природного капитала (всего 2 доллара на душу населения), поэтому в этой стране отношение природного и общего капитала близко к нулю. У богатых природными ресурсами Норвегии, Австралии и Канады доля природного капитала в общем капитале не превышает 13%. Россия с ее 42,8% по этому показателю смотрится относительно неплохо, однако она не намного лучше проблемной Венесуэлы и сильно уступает в рейтинге Монголии и Гвинее. Очень достойно выглядит богатая ресурсами Ботсвана, показатель которой лучше, чем у Норвегии.
Естественно предположить, что инвестиции не придут в страну с неустойчивым политическим режимом, который не способствует развитию бизнеса, нарушает права собственности и не борется с коррупцией. Таким образом, вопрос о развитии новых центров силы в значительной мере, – по мнению В. Сергеева,– сводится к «способности государства создать указанные выше условия, одновременно обеспечивая и высокий уровень инвестиций»[9].
И далее: проблема состоит в том, что большинство новых центров силы – это «молодые» государства, сложившиеся в период после Второй мировой войны. Становление их государственных институтов происходило во время распада колониальной системы. Государство, вопреки широко распространённому в середине XX века взгляду, не рождается как целое. Убеждение, что «правильный» конституционный порядок обеспечит выполнение условий для инвестирования, представляется сейчас, в первой половине XXI века, довольно наивным[10].
В соответствии с новейшими теориями, государство в момент его рождения наследует множество социальных институтов, существовавших ранее на данной территории. Более того, «новое» государство возникает всегда как равновесие борющихся политических сил, и его становление, в том числе и конституционное, является результатом этой борьбы. Таким образом, конституция оказывается под непрерывным воздействием прежде существовавших институтов, и представление о том, что можно произвольно «сконструировать» конституционный порядок, на деле почти никогда не оправдывается.
После Второй мировой войны многие «новые» страны пытались решить эту проблему путём создания экономической системы с полным доминированием государства. Однако практика показала, что такой подход не обеспечивает необходимые условия для экономического развития. Вне зависимости от того, однопартийной или многопартийной была система, борьба кланов, связанных с теми или иными видами деятельности, – армия, служба безопасности, министерства, занимающиеся добычей природных ресурсов, – всё равно оставались реальными политическими игроками. Избежать скрытого политического плюрализма никому не удавалось, но когда этот плюрализм не встроен в политическую систему и не обозначен явственно, борьба часто принимает более жестокие формы, и становится малопредсказуемой[11].
Именно слабая предсказуемость, которая приводит к внезапным поворотам в политическом курсе государства, смене части правящей элиты, и является серьёзным препятствием для экономического развития. Ведь в таких условиях внешние и внутренние экономические акторы не могут уверенно чувствовать себя, не ожидая внезапного изменения политических предпочтений при распределении экономических благ.
Подберезкин Алексей Иванович
[1] Киссинджер Г. Дипломатия. – М.: АСТ, 2018, с.830.
[2] Подберёзкин А.И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в ХХI веке / А.И. Подберёзкин; Моск. гос. ин-т междунар. отношений (ун-т) М-ва иностр. дел Рос. Федерации, Центр военно-политических исследований. – М.: Издательский дом «Международные отношения», 2018. – 1596 с. – С. 25–59.
[3] Stratbase ADRi Occasional Paper, Monthly / Checkigin on the Belt and Road Initiative / https://docviewer.yandex.ru/view/35247875/?*=15ukej8YZmKNvlKykQhR25PgzWx7InVybCI6InlhLW1haWw6Ly8xNjQwOTk5MTE0MjIzMTc1NTYvMS40IiwidGl0bGUiOiJnc3AucGRmIiwidWlkIjoiMzUyNDc4NzUiLCJ5dSI6IjE5Mjc4ODg4NjE1MDY1ODM0MDUiLCJub2lmcm FtZSI6ZmFsc2UsInRzIjoxNTExNDYyMTUxMjAzfQ%3D%3D
[4] SIPRI Yearbook 2017. Summary / https://www.sipri.org/sites/default/files/2017-09/yb17-summary-eng.pdf
[5] См. также: Кравченко С.А., Подберёзкин А.И. Динамика знания о насилии: военные и социокультурные аспекты / Гуманитарий Юга России, 2018. – № 3. – С. 40–41.
[6] Мир в XXI веке: прогноз развития международной обстановки по странам и регионам: монография / [А.И. Подберёзкин, М.В. Александров, О.Е. Родионов и др.]; под ред. М.В. Александрова, О.Е. Родионова; Моск. гос. ин-т междунар. отношений (ун-т) М-ва иностр. дел Рос. Федерации, Центр военно-политич. исследований. – М.: МГИМО-Университет, 2018. – 768 с. – С. 30–31.
[7] Чиркова Е. Влияние институтов на развитие ресурсных экономик. – М.: Центр Карнеги. 28 марта 2017. – С. 5 / http://carnegie.ru/2017/03/28/ru-pub–68411#Какие ресурсы создают ресурсное проклятие
[8] Чиркова Е. Влияние институтов на развитие ресурсных экономик. – М.: Центр Карнеги. 28 марта 2017. – С. 5 / http://carnegie.ru/2017/03/28/ru-pub–68411#Какие ресурсы создают ресурсное проклятие
[9] Сергеев В.М. Новые центры силы на мировой арене / Эл. ресурс: «РСМД», 2014.26.10 / http:russiancouncil.ru/analytics-and-comments
[10] См. также: Кравченко С.А., Подберёзкин А.И. Динамика знания о насилии: военные и социокультурные аспекты / Гуманитарий Юга России, 2018. – № 3. – С. 40–41.
[11] Подберёзкин А.И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в ХХI веке / А.И. Подберёзкин; Моск. гос. ин-т междунар. отношений (ун-т) М-ва иностр. дел Рос. Федерации, Центр военно-политических исследований. – М.: Издательский дом «Международные отношения», 2018. – 1596 с. – С. 25–59.
Источник: “VIPERSON”.
