Июльское восстание

В начале июля 1917 года в Петрограде произошло массовое выступление солдат, матросов и рабочих, утративших веру в способность Временного правительства вывести Россию из войны и решить насущные проблемы страны. И хотя восстание было быстро подавлено, оно имело весьма серьезные последствия.

Эти события часто называют «июльским восстанием большевиков». Такое определение не вполне корректно, поскольку игнорирует важные «нюансы». В движении с требованием передачи всей полноты власти многопартийным Советам приняли участие не только большевики. Да и начали его не они…

БУНТ ПУЛЕМЕТЧИКОВ

Антиправительственное выступление, зревшее весь июнь, началось 3 (16) июля 1917 года.

Первыми взбунтовались солдаты 1-го пулеметного полка – самого крупного на тот момент подразделения Петроградского гарнизона (свыше 11 тыс. человек). За две недели до этого, 20 июня (3 июля), полк получил приказ выделить около половины личного состава и до 500 пулеметов для отправки на фронт. Поползли слухи, что затем последует расформирование полка.

Среди солдат пошли разговоры о необходимости воспрепятствовать попытке расформирования выходом на улицы с оружием в руках. Утром 3 (16) июля в их рядах начался митинг. Солдаты избрали Временный революционный комитет, в состав которого вошли анархисты и большевики и во главе которого стал большевик прапорщик Адам Семашко. На предприятия и в воинские части были отправлены гонцы с призывом к 17 часам выйти с оружием на улицы.

Когда стало известно об этой инициативе пулеметчиков, ЦК РСДРП(б) в категоричной форме приказал своей Военной организации в акции не участвовать. Это решение понравилось не всем большевикам. В 1932 году в журнале «Каторга и ссылка» бывший член «военки» Владимир Невский поведал: «Некоторые товарищи в настоящее время задаются вопросом о том, кто был инициатором июльских событий – ЦК или Военная организация или движение вспыхнуло стихийно. В некоторых отношениях этот вопрос никчемный и доктринерский. Конечно, движение созревало в глубине самых широких масс, недовольных политикой буржуазного правительства и жаждавших мира. <…> И вот когда Военная организация, узнав о выступлении пулеметного полка, послала меня, как наиболее популярного оратора “военки”, уговорить массы не выступать, я уговаривал их, но уговаривал так, что только дурак мог бы сделать вывод из моей речи о том, что выступать не следует».

Некоторые исследователи на основании признания Невского делают вывод, что в июле 1917 года большевики планировали взять власть. При этом позиция ЦК в расчет почему-то не принимается. Стоит согласиться с несколько иным взглядом историка Александра Шубина: «Воспоминания Невского подтверждают только то, о чем давно известно: между “военкой” и ЦК большевиков существовали разногласия. Сдерживая выступление и придавая ему мирный характер, большевистские лидеры во главе с Лениным были вынуждены преодолевать и радикальные настроения части своего актива, в том числе “военки”. Понятно, что, когда Невскому пришлось подчиниться решению ЦК, он выполнял его без энтузиазма».

Посланцы пулеметчиков носились по Петрограду и его окрестностям. Они посетили Московский, Гренадерский, 1-й пехотный, 180-й пехотный, Павловский, Измайловский, Финляндский и Петроградский резервные полки, 6-й саперный батальон, броневой автомобильный дивизион и другие воинские части, побывали на Путиловском заводе и предприятиях Выборгского района.

Несмотря на решительный настрой гонцов, их инициатива не везде встретила поддержку. «В некоторых полках призывы пулеметчиков не прошли дальше местных комитетов и были напрочь отвергнуты, – отмечает американский историк Алекс Рабинович. – Это прежде всего Литовский, Волынский и Преображенский полки, которые сыграли решающую роль в Февральской революции. Некоторые части в ответ объявили о своем нейтралитете. Так, например, было в Петроградском полку, где полковой комитет принял решение “не препятствовать манифестации при условии, что она будет иметь мирный характер”».

«ДОЛГО ЛИ ТЕРПЕТЬ НАМ ПРЕДАТЕЛЬСТВО?»

И тем не менее предложения пулеметчиков получили значительную поддержку как в частях Петроградского гарнизона, так и на заводах. Рабочие многих предприятий взялись за оружие.

До позднего вечера 3 (16) июля народ шел к Таврическому дворцу. Советский историк Софья Левидова писала: «Около часу ночи по Садовой улице на Невский проспект с развевающимися знаменами и пением революционных песен шли 30 тысяч путиловцев с женами и детьми, рабочие и работницы Петергофского, Московского и Коломенского районов. <…> Путиловцы послали делегатов в ЦИК, а сами расположились вокруг дворца на улице и в саду, заявив, что не уйдут до тех пор, пока Совет [Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. – О. Н.], не согласится взять власть в свои руки».

Вскоре группа путиловцев ворвалась в зал заседания ЦИК Советов. Один из рабочих вскочил на трибуну. Дрожа от волнения и потрясая винтовкой, он прокричал: «Товарищи! Долго ли терпеть нам, рабочим, предательство? Вы собрались тут, рассуждаете, заключаете сделки с буржуазией и помещиками. Занимаетесь предательством рабочего класса. Так знайте, рабочий класс не потерпит. Нас тут, путиловцев, 30 тысяч человек, все до одного. Мы добьемся своей воли. Никаких чтоб буржуев! Вся власть Советам! Винтовки у нас крепко в руке. Керенские ваши и Церетели нас не надуют…»

Такой поворот событий не обескуражил председательствовавшего меньшевика Николая Чхеидзе. Он протянул рабочему принятое ВЦИК воззвание о запрете демонстрации и спокойно произнес: «Вот, товарищ, возьмите, пожалуйста, прошу вас, и прочтите. Тут сказано, что вам надо делать и вашим товарищам-путиловцам».

«В воззвании было сказано, что все выступавшие на улицу должны отправляться по домам, иначе они будут предателями революции, – свидетельствовал позже Николай Суханов, активный участник российского революционного движения, на тот момент меньшевик-интернационалист. – Растерявшийся санкюлот, не зная, что ему делать дальше, взял воззвание и затем без большого труда был оттеснен с трибуны. Скоро “убедили ۔ оставить залу и его товарищей. Порядок был восстановлен, инцидент ликвидирован, но до сих пор стоит у меня в глазах этот санкюлот на трибуне Белого зала, в самозабвении потрясающий винтовкой перед лицом враждебных ”вождей демократии”, в муках пытающийся выразить волю, тоску и гнев подлинных пролетарских низов, чующих предательство, но бессильных бороться с ним. Это была одна из самых красивых сцен революции. А в комбинации с жестом Чхеидзе – одна из самых драматических».

«БУРЖУИ ЗДЕСЬ СЛИШКОМ РАЗОШЛИСЬ»

Владимир Ленин, будучи не вполне здоровым, с 29 июня (12 июля) 1917 года находился в Финляндии, в деревне Нейвола близ станции Мустамяки, на даче своего старого приятеля – большевика Владимира Бонч-Бруевича. О событиях в Петрограде ранним утром 4 (17) июля ему сообщил приехавший из столицы большевик Макс Савельев. Ленин быстро собрался и выехал в Петроград, куда прибыл в 11 часов утра.

Тем же утром на Английской и Университетской набережных высадилось несколько тысяч моряков из Кронштадта, откликнувшихся на призыв пулеметчиков. На вопрос горожан о цели их прибытия матросы отвечали: «Товарищи вызвали, пришли помочь сделать в Петрограде порядок, так как буржуи здесь слишком разошлись». На балконе особняка Кшесинской, куда отправились кронштадтцы, они увидели Якова Свердлова и Анатолия Луначарского. Последний, по словам одного из очевидцев, «произнес короткую, но горячую речь, в немногих словах охарактеризовав сущность политического момента».

Узнав, что в особняке находится Ленин, матросы потребовали встречи с ним. Большевик Федор Раскольников с группой товарищей вошел в особняк. Они стали упрашивать Ленина выйти на балкон и произнести хотя бы несколько слов. «Ильич сперва отнекивался, ссылаясь на нездоровье, но потом, когда наши просьбы были веско подкреплены требованием масс на улице, он уступил, – вспоминал Раскольников. – Появление Ленина на балконе было встречено громом аплодисментов. Овация еще не успела окончательно стихнуть, как Ильич уже начал говорить. Его речь была очень коротка».

Лидер меньшевиков Ираклий Церетели, комментируя впоследствии это выступление, заметил, что матросы хотели «получить ясные указания о задаче вооруженной демонстрации», но Ленин «уклонился от прямого ответа и произнес довольно туманную речь о необходимости продолжать борьбу за установление в России Советской власти с верой, что эта борьба увенчается успехом, и призывал к бдительности и стойкости».

Суханов также признал, что речь была «весьма двусмысленного содержания». «От стоявшей перед ним, казалось бы, внушительной силы Ленин не требовал никаких конкретных действий», – подчеркнул он. Биограф Ленина Роберт Пейн, в свою очередь, отметил, что такими словами «не вдохновляют революционную армию, готовя ее к предстоящему бою».

Сам Ленин в статье «Ответ», написанной между 22 и 26 июля (4 и 8 августа) 1917 года в связи с начатым прокурором Петроградской судебной палаты расследованием недавних беспорядков в столице, утверждал, что содержание его речи «состояло в следующем: (1) извинение, что по случаю болезни я ограничиваюсь несколькими словами; (2) привет революционным кронштадтцам от имени питерских рабочих; (3) выражение уверенности, что наш лозунг “Вся власть Советам” должен победить и победит, несмотря на все зигзаги исторического пути; (4) призыв к “выдержке, стойкости и бдительности”».

«ПРИНИМАЙ ВЛАСТЬ, СУКИН СЫН!»

Ленинский призыв к «выдержке и бдительности» кронштадтцев не остановил. Около трех часов дня, когда их колонна приближалась к Таврическому дворцу, раздались выстрелы. Одни матросы легли на дорогу, другие открыли беспорядочную стрельбу, третьи бросились в подъезды ближайших домов. Позже газеты писали, что на верхних этажах соседних зданий якобы были обнаружены пулеметы, а нескольких человек, заподозренных в стрельбе, будто бы расстреляли.

Вскоре движение матросов, прибывших в Петроград, возобновилось. «…Негостеприимно встреченные кронштадтцы тронулись в прерванный путь, – свидетельствовал Раскольников. – Но сколько усилий ни прилагал авангард шествия, чтобы снова построить правильные колонны, это никак не удавалось. Равновесие толпы было нарушено. Всюду казался притаившийся враг». Характеризуя настрой подошедших к Таврическому кронштадтцев, большевик Иван Флеровский заключил, что «они с наслаждением бы свернули шею всем “соглашательским” вождям».

Первым, кого возжелали увидеть разгневанные матросы, был министр юстиции Павел Переверзев, осмелившийся арестовать матроса-анархиста Анатолия Железнякова – того самого «матроса Железняка», который через полгода, в январе 1918-го, фактически распустит Учредительное собрание.

Следом разыгралась одна из самых ярких сцен революции. Лидер кадетской партии Павел Милюков писал: «Вышел Церетели и объявил враждебно настроенной толпе, что Переверзева здесь нет и что он уже подал в отставку и больше не министр. Первое было верно, второе неверно. Лишившись непосредственного предлога, толпа немного смутилась, но затем начались крики, что министры все ответственны друг за друга, и была сделана попытка арестовать Церетели. Он успел скрыться в дверях дворца».

Лидера меньшевиков сменил идеолог эсеров Виктор Чернов, занимавший пост министра земледелия. Он стремился успокоить разгоряченных матросов и рабочих. В своем официальном заявлении следственной комиссии Временного правительства Чернов позже отметил, что, как только он вышел, раздался крик: «Вот один из тех, кто стреляет в народ». Матросы бросились обыскивать «селянского министра», послышались призывы арестовать его. Чернов попытался разъяснить позицию Совета по вопросу о Временном правительстве, чем лишь поднял градус народного негодования. Из толпы выделился рослый рабочий и, поднеся большой кулак к носу министра, громко произнес: «Принимай власть, сукин сын, коли дают!» Матросы затащили члена правительства в автомобиль, намереваясь куда-то везти…

Будущего председателя Учредительного собрания Чернова спас Лев Троцкий, отправленный с заседания ЦИК вызволять руководителя конкурирующей партии. Сопровождавший Троцкого Раскольников увидел Чернова, который «не мог скрыть своего страха перед толпой: у него дрожали руки, смертельная бледность покрывала его перекошенное лицо, седеющие волосы были растрепаны». Другой очевидец события вспоминал: «Троцкого знал и ему, казалось бы, верил весь Кронштадт. Но Троцкий начал речь, а толпа не унималась. <…> Едва-едва Троцкий, взволнованный и не находивший слов в дикой обстановке, заставил слушать себя ближайшие ряды». Заявив, что «красный Кронштадт снова показал себя как передовой боец за дело пролетариата», оратор добился освобождения Чернова и увел его во дворец. Затем пыл окружавшего Таврический люда остудил внезапно начавшийся ливень, заставивший матросов и рабочих искать укрытия.

Стычки и перестрелки происходили, однако, и в других частях города. У Литейного моста завязался бой между 1-м пехотным запасным полком и казаками. Всего в июльские дни было убито и ранено около 700 человек. Свой вклад в эту статистику внесли и уголовники. Впрочем, криминальная ситуация в столице была острой и до июльских событий и оставалась таковой после.

В ночь на 5 (18) июля Временное правительство приступило к подавлению беспорядков. Быстрому успеху способствовали вступление в Петроград верного правительству большого сводного отряда солдат и казаков Северного фронта и известие о том, что Ленин является германским шпионом. «Весть о том, что большевистское восстание служит немецким целям, немедленно стала распространяться по казармам, всюду производя потрясающее впечатление, – вспоминал эсер Н. Арский. – Ранее нейтральные полки постановили выступить для подавления мятежа».

Финал восстания историк Анджей Иконников-Галицкий описал так: «Остатки относительно управляемых анархо-большевистских масс (несколько сотен матросов, пулеметчиков и гренадеров) пытались удержать Троицкий мост и особняк Кшесинской. Несколько тысяч матросов заперлись в Петропавловке. Окруженные преображенцами, семеновцами, волынцами и казаками, к утру 6 июля все они сложили оружие».

«НЕМЕЦКИЕ ДЕНЬГИ»

Июльское выступление дало повод для организации преследования лидеров большевистской партии. Подготовка же «шпионского дела» Ленина началась задолго до этих событий в столице. «Доказательства строились на показаниях некоего прапорщика 16-го Сибирского стрелкового полка Д.С. Ермоленко, бежавшего из немецкого плена, – пишет историк Олег Айрапетов. – Явившись в России в органы контрразведки, он заявил о том, что был завербован немцами и направлен в русский тыл для того, чтобы готовить там взрывы, восстания и отделение Украины. В качестве связника ему был дан… Ленин. <…> Смехотворность подобного рода “улик” была очевидной даже для руководителей контрразведки, которые после июльских событий весьма серьезно были настроены разобраться с большевиками».

Тем не менее делу дали ход, не дожидаясь результатов начатого расследования. По инициативе министра юстиции Переверзева еще днем 4 (17) июля, когда власть Временного правительства находилась под угрозой, в столичные газеты было отослано изготовленное с помощью сотрудников контрразведки сообщение о том, что Ленин – германский шпион.

Весьма показательно, что распространять порочащую Ленина информацию не захотели даже меньшевики, которым в те дни большевики доставили массу волнений. Чхеидзе по просьбе Иосифа Сталина обзвонил редакции газет с просьбой не публиковать присланные Переверзевым «материалы». 5 (18) июля почти все газеты воздержались от обнародования этих «сведений».

Исключением стало «Живое слово», написавшее о шпионских связях Ленина. Эта публикация имела эффект разорвавшейся бомбы. В следующие дни статьи о «шпионстве» Ленина появились во многих газетах. Кадетская «Речь» пришла к выводу, что «большевизм оказался блефом, раздуваемым немецкими деньгами».

Однако радость противников Ленина была недолгой, а одержанная ими победа – пирровой. Подводя итог июльским событиям, Милюков заключил, что для большевиков они оказались «чрезвычайно поощрительны», ибо продемонстрировали, «как в сущности легко овладеть властью».

ЧТО ЭТО БЫЛО?

Исследователи расходятся в оценке июльского выступления 1917 года в Петрограде. Участник антибольшевистской борьбы Сергей Мельгунов разглядел в них первую попытку большевиков захватить власть в России. По мнению историка и политика Дмитрия Волкогонова, у партии Ленина «было желание взять власть, но не было организации». «Подняв более полумиллиона людей, большевики действовали без ясного плана, без четкого управления», – считал он.

Американский историк Ричард Пайпс уверен в том, что в июле 1917 года большевики попробовали использовать в борьбе за власть массовые уличные демонстрации, которые, согласно намерениям Ленина, должны были привести к передаче властных полномочий сначала Советам, а потом – самим большевикам. Российский историк Олег Будницкий видит в июльских событиях попытку большевиков осуществить государственный переворот.

Алекс Рабинович придерживается иной точки зрения: «Если попытаться вкратце сформулировать роль большевиков в подготовке и организации июльского восстания, то можно утверждать, что отчасти оно стало результатом многомесячной антиправительственной агитации и пропаганды РСДРП(б), что рядовые большевики петроградских заводов и воинских частей сыграли ведущую роль в его организации и что руководство Военной организации и часть ПК [Петербургского комитета большевиков. – О. Н.] способствовали его развитию вопреки желанию Ленина и ЦК. И наконец, необходимо подчеркнуть, что роль Ленина в июльских событиях была, видимо, второстепенной».

Другой американский историк, Роберт Слассер, акцентирует внимание на том, что инициатива вооруженной демонстрации исходила от «солдат, которых подстегивала нависшая над ними постоянная опасность переброски из столичного гарнизона на фронт», а Ленин «даже в самый разгар событий… призывал к сдержанности».

С оценкой событий 3–5 (16–18) июля 1917 года как восстания не согласны отечественные историки Павел Волобуев, Юрий Емельянов и Владлен Логинов. Александр Шубин считает: «Большевики организовали не восстание, а давление на Советы. Социалистическое большинство Советов не поддалось давлению, и политическая стратегия большевиков на этом этапе потерпела неудачу».

ПОСЛЕДСТВИЯ ИЮЛЬСКИХ ДНЕЙ

Как бы то ни было, в результате подавления июльского выступления расстановка сил на российской политической сцене в очередной раз изменилась. Влияние большевиков упало, против них начались репрессии. Лев Каменев, Лев Троцкий, Федор Раскольников и некоторые другие «повстанцы» оказались в тюрьме. Владимир Ленин и Григорий Зиновьев скрывались на берегу Разлива. Была закрыта «Правда» и несколько других газет. 6 (19) июля распространявший «Листок “Правды”» рабочий Иван Воинов на Шпалерной улице был забит до смерти юнкерами. 1-й пулеметный полк был разоружен и, выведенный на Дворцовую площадь, заклеймен позором. Его солдат группами отправили на фронт.

Кадеты и правые развернули в прессе истеричную кампанию против левых партий, Советов и армейских комитетов. Травили и Чернова, который, будучи министром земледелия, пытался запретить земельные сделки. Министр иностранных дел Михаил Терещенко заговорил языком своего предшественника Милюкова, прямо заявив, что «сейчас уже никто не думает о мире, ибо все понимают, что ныне он невозможен». Генералы горели желанием навести порядок в армии и распустить солдатские комитеты. Выразителем их интересов стал генерал Лавр Корнилов, назначенный Верховным главнокомандующим.

Лидеры меньшевиков и эсеров и после июльского выступления продолжали отстаивать идею коалиционного правительства. Губительность такой позиции позже в книге воспоминаний «Перед бурей» признал Чернов. По его словам, присутствие во Временном правительстве кадетов и умеренных социалистов «вело лишь к их взаимной нейтрализации, то есть к параличу творческой деятельности правительства». «Невозможность же никак не откликнуться на неотложные вопросы жизни вела к постоянным конфликтам внутри правительства, к министерским кризисам, перестройкам в его личном составе, – продолжал он. – С этой точки зрения необходимо было признать коалиционную власть пережитым этапом революции и перейти к более однородной власти с твердой крестьянско-рабочей, федералистической и пацифистской программой».

Позиция умеренных социалистов и новый расклад политических сил побудили Ленина отказаться от лозунга «Вся власть Советам». Решение было логичным: доминировавшие в Советах меньшевики и эсеры брать власть в стране категорически не хотели. Остатки своего политического влияния эсеро-меньшевистский ЦИК потратил на то, чтобы укрепить положение Временного правительства и его нового министра-председателя – Александра Керенского.

Олег Назаров,
доктор исторических наук

Источник: “Историк” (2017. №7-8).

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *