Стратегии сдерживания и принуждения как инструменты дипломатии XXI века

В современной политике и дипломатии сдерживание в значительной мере рассматривается как угроза применения силы с целью удержать противника от нежелательных действий. Оно может быть достигнуто за счет наказания или недопущения достижения военных и политических целей противником. Сегодня это относится как к ядерному стратегическому сдерживанию, так и стратегическому неядерному сдерживанию (угроза применения высокоточного оружия).

С момента появления самого понятия «сдерживание», отношение политиков, дипломатов и военных к сдерживанию, как и само понятие за прошедшие годы претерпели ряд глубоких трансформаций. Напомним, что на формирование доктрины сдерживания СССР в первые послевоенные годы важное влияние оказал один из активных проповедников «дипломатии силы» Джордж Кеннан, занимавший в 1945—1947 гг. пост поверенного в делах посольства США в Москве. Свои взгляды на отношения между США и СССР дипломат изложил в трёх обширных докладных записках: «Международное положение России накануне окончания войны с Германией» (май 1945 г.), «Меморандум от 22 февраля 1946 года» (известный как «длинная телеграмма») и «Соединенные Штаты и Россия» (зима 1946 г.), »), в которых он обрисовал невозможность сотрудничества с СССР и выдвигал доктрину «сдерживания коммунизма».

В редакции Дж.Кеннана понятие «сдерживание» определялось как «сontainment», что , несмотря на общую жесткую позицию, предполагало достаточно гибкие подходы к выстраиванию отношений между США и СССР.[1] Однако призывы дипломата к гибкой, адаптивной политике в отношениях с СССР не были услышаны президентом Г.Труменом и его кабинетом, и в официальную стратегию это понятие вошло в 1948-1949 гг., когда идеи сдерживания воспринимались в США как «сдерживание путем угрозы» (deterrence), как ставка на устрашение. Такой жесткий подход Вашингтона к отношениям с СССР наряду с прочими факторами придал серьёзный импульс скатыванию мира к «холодной войне».[2]По мнению заместителя директора Института США и Канады В.А. Кременюка: «если бы предложенная Дж.Кеннаном концепция сдерживания в форме «сontainment», была избрана в качестве основы политики в отношении СССР в конце 1940-х годов, дело и не дошло бы до холодной войны».^[3]

В первые послевоенные годы одним из факторов неопределенности стратегической обстановки для политиков, дипломатов и военных стало появление атомного оружия. Важно было понять значение нового оружия, в частности, как его можно использовать в качестве инструмента обеспечения политики национальной безопасности. В последующие годы стратегическое ядерное сдерживания превратилось в решающий фактор отношений между СССР/Россией и США. Академик РАН А.А. Кокошин отмечает, что: “Сдерживание в значительной мере — угроза применения силы в ответ на применение силы оппонента (хотя оно и не сво­дится к демонстрации убедительности такой угрозы). Сдерживание означает не просто готовность ответить насилием на насилие (предпочтительно тщательно дозированным). Оно призвано предотвратить попытки та­кого насилия другой стороны, подействовав на приня­тие ею решений, в том числе с учетом иррациональной составляющей».[4] При этом одна из задач сдерживания — предотвращение не только большой войны, но и сравнительно локальной (ограничен­ной) войны ради того, чтобы эта война не переросла во взаимоуничтожающий военный конфликт с применения оружия массового поражения.

Современный политический кризис развивается на фоне быстрого снижения международной политической и стратегической стабильности, роста числа конфликтов при угрозе их перерастания в большую войну. Уникальный характер кризиса обусловлен одновременным действием нескольких факторов, дестабилизирующих международную обстановку, способствующих углублению хаоса и неопределенности.

Во-первых, обострение экономической ситуации на фоне развивающейся пандемии.

Во-вторых, окончательный развал международного экономического и политического порядков, сложившихся после Второй мировой войны и (казавшейся очевидной) «победы» Запада в войне холодной.

В-третьих, события в США в конце 2020 г. придали новый импульс развитию цивилизационного кризиса Запада, доминировавшего в мире на протяжении столетий.

И, наконец, катастрофическое снижение роли и авторитета международных организаций, не способных взять на себя лидирующую роль в преодолении в преодолении комплекса дестабилизирующих международную обстановку факторов.

Государства Запада и их коалиции оказались не способными выработать совместную линию действий, которая учитывала бы возрастание военной мощи России, экономический и военный подъем Китая. Вместо стратегии партнерства и сотрудничества с возникающими новыми центрами силы Запад взял курс на обострение отношений с явным преобладанием военно-силовой составляющей в международных отношениях, что свидетельствует об интеллектуальном провале западных государств, претендовавших на единоличное формирование международной повестки.

В результате развивается почти всеобъемлющий, системный и многоуровневый кризис, последствия которого пока невозможно предсказать.

 Стратегии гибридных войн и серых зон в современной дипломатии

Свою долю в углубление неопределенности обстановки вносит разработка и применение на Западе в начале XXI века концептов «гибридных войн» и «серых зон», которые делают очевидным, что не только военными средствами может обеспечиваться сдерживание. Инструментами сдерживания могут выступать угрозы экономической войны, блокады, действия в киберсфере и в космосе, в информационно-коммуникационном пространстве и другие жесткие меры отношении «оппонента» еще до порога применения вооруженных сил.

Подобная трансформация взглядов на силовые и несиловые способы навязывания противнику своей воли способствовала появлению целого ряда научных работ и теорий, призванных обеспечить политикам, дипломатам и военным новое понимание проблем обеспечения национальных интересов в условиях эрозии стратегической стабильности на фоне значительного обострения международной обстановки, особенно взаимоотношений России и США, которое произошло в последние годы. Политический курс официального Вашингтона привел к усугублению угроз прямого военного столкновения США с Россией и Китаем, вплоть до возникновения ситуаций, сопоставимых по интенсивности и опасности с Карибским кризисом 1962 г.

В отличие от предыдущих кризисов, ставивших мир на грань Апокалипсиса, развивается борьба не за «новые международные правила», а за так называемы «серые зоны», представляющие собой предварительно переформатированные под правила нового миропорядка военно-политические, экономические, культурно-мировоззренческие плацдармы, опираясь на которые эти правила будут устанавливаться с опорой на силовые и несиловые способы.

Следует разделять два измерения серой зоны: политическое и пространственное, что позволяет говорить о серой зоне как театре гибридной войны.

Во-первых, «серая зона» представляет собой политическое стратегическое пространство в пределах которого международная система, балансируя на грани войны и мира, переформатируется под правила нового миропорядка. Схематически формирование политического измерения серой зоны показано на рис. 1.

Во-вторых, одновременно серая зона имеет пространственное измерение, определяемое географическими границами театра гибридной войны.

Пример – использование Украины как театра гибридной войны и плацдарма гибридной агрессии против России и Белоруссии. Предварительно США и НАТО осуществили переформатирование политической сферы этой страны под правила разработанного ими нового миропорядка, которые предусматривали перевод Украины под внешнее управление. Пределы пространственного измерения «серой зоны Украина» определяются государственной границей страны.

Стратегическое ядерное сдерживание в сочетании со стратегическим неядерным сдерживанием продолжают играть ключевую роль в предотвращении глобального военного конфликта. Делаются попытки привести сдерживание в соответствие с реалиямиXXI века. В исследовании корпорации РЭНД «Ядерное сдерживание в 21 веке. Уроки холодной войны для новой эры стратегического пиратства» отмечается необходимость вернуться к прежним принципам сдерживания, таким как угрозы силой, распространить сдерживание на киберпространство и космос.[5]

Наряду с этим стало очевидно, что не только военными средствами может обеспечиваться сдерживание. Инструментами сдерживания могут выступать угрозы экономической войны, блокады, действия в киберсфере и в космосе, в информационно-коммуникационном пространстве и другие жесткие меры в от­ношении «оппонента» еще до порога применения вооруженных сил.

Дальнейшим развитием доктрины сдерживания стала разработка теории принуждения.Сдерживание в сочетании с принуждением рассматриваются как как эффективный инструмент современной дипломатии, приспособленный к реалиям гибридных войн и серых зон. Такая попытка сделана, например, в работе Клингер Ж. «Наука стратегии: теория сдерживания и принуждения: теории сдерживания, принуждения и модернизации»[6]

В общем виде теория сдерживания и принуждения представляет собой совокупность мероприятий, в результате реализации которых с использования широкого спектра мер давления от другой стороны добиваются совершения необходимых действий.

Таким образом, теория объединяет два основных элемента военно-силовой политики, «оборонительный» (сдерживание) и «наступательный» (принуждение). Каждый из элементов характеризуется своими количественными и качественными военными, политическими и экономическими параметрами, а также различием основных целей: сохранения или изменения статус-кво. Сдерживание – типичная стратегия сохранения, тогда как принуждение – стратегия по изменению.

Гибридная война как уникальный инструмент дипломатии принуждения и стратегического неядерного сдерживания

Выше было показано, что в числе видов отношений между государствами (и негосударственными субъектами мировой политики) значительное место занимает принуждение, которое может осуществляться в явной и в неявной форме. Военное насилие – это самая радикальная форма принуждения.

Гибридная война (ГВ) представляет собой более гибкое средство насилия, чем ядерное или высокоточное неядерное оружие, построенное на способах неявного принуждения с использованием адаптивных технологий силового и несилового воздействия на противника. Именно с этим видом сдерживания и сталкивается сегодня Россия в связи с введением США новых санкций, направленных против оборонного комплекса страны и высокотехнологичных областей промышленности. Способность к адаптации придают ГВ возможности добиваться изменений структуры национальной политики отдельного государства, международной политики в регионе и мире, усиливать одних субъектов и ослаблять других, вплоть до полной потери субъектности в результате утраты государством реального суверенитета.

Делаются попытки использовать стратегию принуждения против России.

Об этом заявил Президент В. Путин, выступая на коллегии ФСБ 24 февраля 2021 г. Президент отметил, что Россия сталкивается с последовательной и агрессивной политикой, направленной на срыв развития страны и создание проблем по ее периметру. Это делается, чтобы в конечном итоге ослабить Россию и поставить ее под внешний контроль. «Нас пытаются сковать экономическими и иными санкциями, блокировать крупные международные проекты, в которых заинтересованы, кстати говоря, не только мы, но и наши партнёры, прямо вмешаться в общественную и политическую жизнь, в демократические процедуры нашей страны и, конечно же, активно используются инструменты из арсенала спецслужб».[7]

И наконец, ГВ принадлежит важная роль в управлении эскалацией\деэскалацией современных военных конфликтов, логику управления нарастающей разрушительной силой которых можно представить в виде лестницы, на ступенях которой размещаются глобальные или региональные военно-политические ситуации. Место ГВ находится на одной из ступеней лестницы эскалации, которой предшествуют «нормальное состояние» мировой политической системы и «политический кризис» с повышенной интенсивностью демонстрации военной силы. Затем следует гибридная война, которая может служить катализатором скатывания мира по ступеням нарастающей интенсивности вооруженных конфликтов от ограниченной (локальной) обычной войны вплоть до всеобщей ядерной.

Размещение ГВ на лестнице эскалации военных конфликтов придает ей функцию своеобразного поворотного пункта в решении задач стратегического неядерного сдерживания, достигнув которого, стороны могут принять решение отказаться от противоборства и перейти к поиску компромисса или продолжить наращивать интенсивность военных действий вплоть до глобального конфликта. В этом состоят своеобразие и опасность ГВ как нового вида межгосударственного противоборства и инструмента сдерживания и принуждения.

Вместе с тем ГВ как феномен, использующий разнообразные способы воздействия на противника, включая решение задачи его стратегического неядерного сдерживания, не может быть локализована лишь на одной из ступеней «лестницы эскалации». Факторы ГВ сохраняют свою значимость на последующих этапах развития конфликта, когда наряду с военными средствами используется экономическая и информационная война, ведется война в киберпространстве и так далее.

В этом контексте использование возможностей гибридной войны как средства стратегического неядерного сдерживания и принуждения в межгосударственных отношениях определяется рядом факторов, среди которых:

• гибридная война позволяет осуществлять не только эскалацию насилия, но и деэскалацию, то есть сужение масштабов, уменьшение, ослабление, вплоть до прекращения насильственных действий, что придает процессу развития насилия большую адаптивность и гибкость за счет синхронизации гибридных угроз по виду, времени, месту и интенсивности применения;
• гибридное стратегическое неядерное сдерживание и принуждение эффективны как против крупных государств, так и против стран, которые по ряду причин не рассматривают как реальную угрозу применение против них ядерного оружия или массированное применение высокоточных средств в обычном оснащении. Это может быть, например, небольшое и слабое в военном отношении государство, которое пытается нанести ущерб нашей стране и рассчитывает на защиту со стороны международного сообщества, союзников и партнеров в случае применения против него военной силы;
• для ГВ характерны зыбкость границ между миром и войной, отсутствие тыла и фронта, стирание различий между гражданскими и военными, что позволяет планировать проведение мер по стратегическому сдерживанию и принуждению заблаговременно и с охватом всей территории государства-мишени. Отсюда повышенные требования к территориальной обороне нашей страны;
• ядерное сдерживание и принуждение не могут применяться против негосударственных субъектов – участников многих военных конфликтов (например, международного терроризма), в то время как для решения задач сдерживания подобных угроз могут использоваться такие инструменты гибридной войны, как силы специальных операций и некоторые другие возможности;
• децентрализованные модели управления операциями ГВ на тактическом уровне в сочетании с ее нелинейным характером повышают риск возникновения локальных конфликтов с перспективой неконтролируемого расширения их географии и интенсивности. Это делает крайне востребованной разработку научно обоснованных подходов к ГВ как средству стратегического неядерного сдерживания и принуждения и интеграцию концепта в существующие национальные и международные нормативно-правовые документы;
• масштаб операций ГВ как инструмента сдерживания и принуждения определяется сферами их проведения не только на суше, на море и в воздухе, но и в киберпространстве, в космосе, финансово-экономической и культурно-мировоззренческой областях, а также разнообразием инструментов, используемых субъектами серой зоны, в том числе новейших военно-технических средств – беспилотных летательных аппаратов (БЛА), мощных компьютеров для обработки больших данных, технологий, связанных с применением искусственного интеллекта в военных целях, технологий мобильной связи пятого поколения.[8]

Важно подчеркнуть, что гибридная война как новая форма межгосударственного противоборства и инструмент стратегического неядерного сдерживания и принуждения не требует разработки каких-либо новых систем оружия и военной техники и строит свою стратегию в серой зоне на использовании имеющихся средств с опорой на технологии с интеллектуальными программами (например, дроны), автоматизацию и роботизацию, внедрение искусственного интеллекта, применение средств радио-и радиотехнической разведки, РЭБ.

Перечисленные и некоторые другие факторы обусловливают востребованность стратегий серой зоны при ведении конкурентной борьбы государствами, возрастание доли невоенных средств при осуществлении противоборства, особенно повышение роли информационной войны и войны в киберсфере. Как обоснованно отмечал начальник Генерального штаба ВС РФ генерал армии Валерий Герасимов, трансформация современных конфликтов приводит к изменению соотношения вкладов военных и невоенных видов борьбы (в пользу последних) в общий политический результат войны.

Это утверждение в полной мере относится к противоборству в серых зонах, само появление которых связано с изменением характера войн и вооруженных конфликтов, ставших неотъемлемой частью мировой политической системы. Характер этих войн претерпевает значительные изменения, в том числе под воздействием ограничений, налагаемых на военное измерение мировой политики ядерным фактором, пониманием катастрофических последствий для международного сообщества того или иного массированного применения ядерного оружия (и весьма малой вероятности удержать военное противоборство в рамках ограниченной ядерной войны).

Неопределенность развития военной техносферы на фоне хаотизации международной обстановки и фактического краха прежней модели глобализации по-новому ставит вопрос о прогнозировании и стратегическом планировании внешней политики России и совершенствования способности использовать инструменты гибридной войны против геополитических противников. Важно понять, что современная война – другая по сути и ее стратегия не может определяться только наличием ядерного оружия, современных танков, самолетов и ракет, а требует глубокой переоценки сложившихся взглядов на подготовку к противоборству страны и вооруженных сил. Попытки осмысления перечисленных и некоторых других факторов сдерживания и принуждения принимаются на системной основе в США.

Дипломатиясдерживания и принуждения в арсенале новой администрации США

Планы США по выстраиванию политики во внешней и внутренней сферах получили новый импульс в подготовленном администрацией Д.Байдена документе «Временные указания постратегии национальной безопасности» от 3 марта 2021 г.[9] Документ на 23 страницах определяет основные цели, связанные с деятельностью новой администрации США и предшествует подготовке Стратегии национальной безопасности, которая будет призвана заменить стратегию, принятую администрацией Д.Трампа в декабре 2018 г.

Впервые в новейшей истории Вашингтон в таком важном документе главное внимание отвел Китаю, который упоминается 20 раз и характеризуется как «единственный конкурент» в мире, «способный объединить свою экономическую, дипломатическую, военную и технологическую мощь». В новом документе подчеркивается стратегически враждебная по отношению к США роль Китая.

Россия в «стратегических указаниях» упоминается 5 раз как глобальный военный противник и позиционируется как страна, которая стремится «усилить свое глобальное влияние и играть подрывную роль на мировой арене». В этом же ряду региональных военных игроков, опасных для США, названы Северная Корея и Иран.

Как представляется, кажущееся понижение статуса России в сопоставлении с Китаем (20:5 упоминаний в тексте) продиктовано определенным стратегическим замыслом авторов, имеющим целью «напустить тумана неопределенности» и сохранить свободу действий. Но есть и объективные причины американской озабоченности растущей мощью КНР, связанные с успехами республики в разработке современных систем связи 5G, технологий искусственного интеллекта, квантовых технологий и разработке суперЭВМ. Следует ожидать дальнейшего ужесточения США и ЕС мер по сдерживанию Китая, в первую очередь, в сфере промышленных технологий двойного назначения.

Говоря об инструментах внешней политики США, авторы этого документа на первое место поставили дипломатию. При этом по-прежнему весьма важная роль в стратегии национальной безопасности США отводится военной силе, которая должна быть «умной и дисциплинированной». Говорится о том, что при этом военная сила должны быть «крайним средством».

Получили развитие планы и практические действия США по расширению в гибридной войне фактора сдерживания противника за счет использования возможностей кибероружия.

Огромные разрушительные последствия использования кибероружия в гибридной войне позволяют уже сегодня сравнивать масштабы его воздействия на вооруженные силы, промышленность, транспорт и население страны с результатами применения ядерного оружия. Это говорит о необходимости выдвижения так называемого кибернетического сдерживания на один уровень с ядерным.

Президент Д.Байден относит кибернетическую сферу в числу важнейших приоритетов США. «Мы сделаем кибербезопасность главным приоритетом, укрепляя наши возможности, готовность и устойчивость в киберпространстве. Мы сделаем кибербезопасность императивом для всего правительства…

И мы будем привлекать субъектов к ответственности за деструктивную, подрывную или иным образом дестабилизирующую вредоносную кибер-активность и быстро и пропорционально реагировать на кибератаки, накладывая значительные расходы с помощью кибер-и некибер-средств. Последнее позволяет рассматривать как вполне реальные действия США по нанесению ударов по предполагаемым источникам кибератак при отсутствии достойных доверия способов определения источниковкибератак. Надежда на известную формулу «хайлилайкли»…. Следует также отметить впервые использованное президентом Байденом на высоком официальном уровне понятие «серая зона». «Мы будем поддерживать квалификацию сил специальных операций, чтобы сосредоточиться на кризисном реагировании и приоритетном противодействии терроризму и нетрадиционной войне. И мы будем развивать возможности для лучшей конкуренции и сдерживания действий серой зоны».[10]

Не вызывает сомнений, что при Джозефе Байдене Вашингтон заходит на новый виток глобального противостояния с Россией. При этом именно надуманные российские угрозы были и останутся инструментом консолидации разваливающегося блока НАТО и вовлечения ЕС в военно-политические и экономические игры Вашингтона. Однако искусственная эскалация противостояния между Россией и альянсом требует применения все более жестких форм «принуждения к единству», что уже приводит к росту противоречий уже между союзниками по НАТО – между США и прежде всего Францией и Германией.Все более несговорчивой становится Анкара. Задумываются и другие члены блока: туда ли ведет их заморский проводник? Однако, Евросоюз пока охотно становится в кильватер США, поддерживает санкционные инициативы против России и Китая, нередко предлагает и собственные.

В документе подчеркивается, что «Соединенные Штаты никогда не станут колебаться, решая, стоит ли применить силу, если это необходимо для защиты жизненно важных национальных интересов». Но отмечается, что «использование военной силы должно быть крайней мерой», а на первый план необходимо вывести «дипломатию, развитие и искусство экономического управления», что представляет собой ни что иное, как призыв к применению стратегии гибридной войны, которую США и ранее использовали часто.

При этом достижение внешнеполитических целей основывается на ключевом стратегическом предложении: Соединенные Штаты должны восстановить свои непреходящие преимущества, с тем чтобы получить возможность отвечать на сегодняшние вызовы с позиции силы. Это потребует лучше строить экономические основ американского государства; восстановленияего места в международных институтах; продолжить модернизациювоенного потенциала, в то же время ведя в первую очередь дипломатию; и оживить сеть альянсов и партнерств Америки.

Характерно, что Соединенные Штаты декларируют готовность отказаться от политики силового продвижения демократии в мире. «Мы не будем насаждать демократию, используя дорогостоящие военные операции. Кроме того, США откажутся от попыток силой свергать авторитарные режимы». Ну-ну, посмотрим…

Новая стратегия США предполагает активную «экспансию ценностей», которые будут навязываться другим государства способами принуждения. Например, США и их союзники в рамках информационного противоборства с Россией планируют масштабную информационную кампанию против вакцины “Спутник V”. Организаторы информационной атаки собираются “подкреплять продвигаемые тезисы “о неэффективности и опасности вакцины” инсценировкой массовой гибели людей якобы в результате использования препарата”. Одновременно предполагается усилить кампанию по пропаганде вакцин западного производства.

Сокрушительный«тандем» стратегий

Анализ заявленных главой Белого дома основных положений политики США показывает, что Вашингтон по-прежнему намерен объединять два основных элемента военно-силовой политики в современном операционном пространстве: «оборонительный» (сдерживание) и «наступательный» (принуждение). Каждый из элементов характеризуется своими количественными и качественными военными, политическими и экономическими параметрами, а также различием основных целей: сохранения или изменения статус-кво. Сдерживание – типичная стратегия сохранения, тогда как принуждение – стратегия по изменению. Применительно к России обе стратегии предусматривают проведение последовательной и весьма агрессивной линии, направленной на то, чтобы сорвать наше развитие, затормозить его, создать проблемы по внешнему периметру и контуру, спровоцировать внутреннюю нестабильность, подорвать ценности, которые объединяют российское общество, в конечном итоге ослабить Россию и поставить её под внешний контроль.

В этом контексте принуждение – это активная, наступательная стратегия, рассчитанная на длительный период применения гибридных угроз, включающих меры военного давления, экономические санкции, идеологические подрывные мероприятия. Конечная цель принуждения – заставить объект решить, что уступчивость – лучший способ действия, чем игнорирование требований принуждающего. Принуждение предполагает активное политическое и военное поведение, нацеленное на переубеждение оппонента изменить статус-кво под угрозой применения силы или наращивания масштабов военно-силового воздействия, экономических санкций, кибератак, угроз из космоса, информационного давления.

Эффект принуждения измеряется тем, насколько быстро за счет скоординированных мер дипломатического, экономического, информационного и угрозы военного вмешательства удастся сломить противника и подчинить его своей воле. Следует иметь в виду, что уступка угрозе принуждения более видимая, поэтому уступающая сторона должна заранее подготовить объяснение сделанных уступок. Сочетание указанных и некоторых других факторов обеспечивает значимую роль принуждения в спектре стратегий обеспечения интересов Запада.

В контексте отношений с Россией американцы надеются, что за счет усиления мер принуждения им удастся через значительное ухудшение социально-экономического положения внутри РФ оказать решающее воздействие на слом политической системы, ее переориентации на Запад с одновременным отказом от установления многополярного мира в пользу такого мироустройства, в котором Москве будет отведена роль второстепенной региональной державы при подчинении российских национальных интересов глобальным приоритетам США.

Значимым методом принуждения выступают экономические санкции, но наибольший принудительный эффект имеет угроза применения военной силы, кдемонстрации которой США и НАТО прибегают на всем протяжении границ с Россией на западе, в Арктике и на Черном море, а американцы – и на Дальнем Востоке против России и в ЮВА против Китая.

Выводы

Гибридная война представляет собой более гибкое средство сдерживания и принуждения, чем ядерное или высокоточное неядерное оружие как инструменты сдерживания. Этот вид межгосударственного противоборства использует потенциал серых зон и построен на способах неявного принуждения с использованием адаптивных технологий силового и несилового воздействия на противника. С сочетанием сдерживания и принуждения сталкивается сегодня Россия в связи с введением США новых санкций, направленных против реализации российских энергетических проектов, на срыв сделок по торговле оружием, на нанесение ущерба оборонному комплексу страны и высокотехнологичным областям промышленности, на хаотизацию социально-экономической сферы, дискредитацию достижений науки с целью подрыва внутреннего единства государства и его международного авторитета.

Способность к адаптации и синхронизации гибридных угроз по виду, времени, месту и интенсивности придают «гибридному принуждению» возможности влиять на развитие экономики, добиваться обострения социально-экономической обстановки с последующим манипулированием протестными настроениями населения, распылять усилия страны по десяткам «горячих точек» на ее территории, влиять на международную политику государства в регионе и мире, усиливать одних субъектов и ослаблять других, вести дело к полной потере субъектностиразвития и утраты государством реального суверенитета.

Сочетание стратегий сдерживания и принуждения служит дополнением к классическим стратегиям стратегического ядерного и стратегического неядерного сдерживания за счет угрозы применения высокоточных обычных средств поражения.

Принудительные меры, заложенные в самой стратегии гибридной войны, обеспечивают дипломатии важныевозможности влиять на процессы развития современных военных конфликтов. Применение гибридных угроз в качестве инструментов эскалации/деэскалации не ограничивается уровнем лишь одной ступени лестницы эскалации. Уникальные факторы гибридной войны делают этот вид военного конфликта естественным инструментом управления интенсивностью противоборства от начала его развития и практически до этапов перехода сторон к применению ядерного оружия как радикального средства военного насилия.

Сдерживание и принуждение осуществляются на достаточно протяженном временном промежутке межгосударственного противоборства в условиях относительно мирного развития обстановки, а также в ходе локальных и региональных «обычных» войн.

Угрожающая реальность военно-политических шагов Вашингтона и его союзников, направленных на сохранение однополярной системы мироустройства при абсолютном превосходстве в обычных вооружениях ВС США и блока НАТО, предопределяет требование высочайшей бдительности и проведения мер активного противостояния и противодействия всеми органами и структурами государственной власти.

Важно понять, что вполне реальной является возможность перехода гибридной войны в горячую фазу и втягивания России в локальный вооруженный конфликт с использованием созданного вокруг нас «санитарного кордона» из серых зон. Главная задача – принять меры по защите пространства наших жизненно важных интересов, прежде всего на территориях соседей, многие из которых превращены в театры гибридной войны против России. Необходимо выработать стратегию долгосрочного противоборства на каждом направлении, искать сильного союзника-партнера для противодействия, готового внести существенный вклад в реализацию долговременной стратегии совместной борьбы.Многие государственные и негосударственные субъекты на Западе полны решимости дестабилизировать и разрушить Россию , но избегают прямой военной конфронтации. Они будут использовать ИИ для модернизации существующих инструментов и разработки новых.

В этих условиях важное место должно быть отведено поддержанию, совершенствованию и наращиванию разведывательного потенциала, его добывающей и аналитической структур, способных проводить системную работу по упреждению действий противника, своевременному вскрытию нетрадиционных угроз и подготовки оперативных рекомендаций по их нейтрализации. Потенциал сил и средств контрразведки, специальные информационные структуры, отлаженный механизм военно-гражданского взаимодействия и средств территориальной обороны должны быть способны гарантированно обеспечивать внутреннюю безопасность всей страны.

С учетом факторов гибридной войны, обеспечивающих ее способность воздействовать на все сферы общественной жизни государства, важное значение приобретают ключевые технологические инновации, применяемые в оборонной сфере. Важно учитывать, что источники преимущества на поле боя сместятся с традиционных факторов, таких как численность сил и уровень вооружения, на такие факторы, как повышение оперативности при добывании и обработке разведывательных сведений с опорой на современные силы и средства добывания, вычислительные мощности, используемые при анализе, обеспечение безопасности систем стратегического управления.

Несомненно, требует переосмысления система подготовки кадров, способных решать комплексные вопросы противоборства в серых зонах. Расширение кадровых ресурсов, более быстрое реформирование иммиграционных и визовых органов для привлечения лучших мировых специалистов и улучшения системы образования — все это варианты государственной политики по противоборству с гибридной агрессией. Стране нужны высокообразованные, эрудированные и хорошо мотивированные дипломаты, политики и военные, которым придется иметь дело с разветвленным и сложным спектром попыток вмешательства в различные сферы международной и общественной жизни. Особое внимание должно уделяться патриотическому воспитанию молодежи. В учебные программы вузов целесообразно включить курсы «Гибридная война» и «Серая зона».

Вероятно, потребуется и продуманная, взвешенная, но радикальная перестройка государственных институтов для совершенствования их возможностей противостоять гибридной агрессии, откуда бы она ни исходила, умело и эффективно использовать в пользу России происходящие в мире изменения. Целесообразно рассмотреть вопрос создания межведомственной структуры, способной возглавить и координировать работу различных министерств и ведомств по противодействию гибридной войне и цветным революциям.

Следует иметь в виду, что размах, продолжительность и сокрушительный характер гибридной войны как геополитического процесса определяют ее способность с опорой на стратегии сдерживания и принуждения с опорой на потенциал серых зон существенноизменить, а порой и перекроить политическую карту мира, что требует от России принятия безотлагательных мер по парированию новых угроз.

Литература

1. Бартош А.А. Дипломатия принуждения в конфликтах XXI века. Выступление на 3-й научно-практической конференции «Дипломатия в современном мире: вызовы, оценки, перспективы», Дипломатическая академия МИД РФ 17 декабря 2020
2. БартошА.А. . «Серые зоны» как ключевой элемент современного операционного пространства гибридной войны. М.: Военная мысль, №2 и №3, февраль и март , 2021
3. Кременюк В.А. Уроки холодной войны: монография; Ин-т США и Канады РАН. – М.: Изд. «Аспект Пресс», 2015, 319 с.
4. Кокошин А.А. Вопросы прикладной теории войны. М.: Изд. НИУ ВШЭ, 2019, 226 с.
5. КлингерЖанен М. Наука стратегии: теория сдерживания и принуждения: теории сдерживания, принуждения и модернизации, Январь 2019. _Janeen M.Klinger The_Science_of_Strategy_Deterrence_and_Coercion_Theory_Deterrence_Coercion_and_Modernization_Theories URL: URL:https://www.researchgate.net/publication/330952855_ (датаобращения 24.02.2020)
6. Путин В.В.Стенограмма выступления на заседании коллегии ФСБ России 24.02.21.URL:http://prezident.org/tekst/stenogramma-vystuplenija-putina-na-zasedanii-kollegii-fsb-rossii-24-02-2021.html (дата обращения 12.03.21)
7. Acheson D. Present at the Creation: My Years in the State Department. N.Y.: W.W. Random House, 1969
8. Biden D. Interim National Security Strategic Guidance. March 03, 2021URL: https://www.whitehouse.gov/briefing-room/statements-releases/2021/03/03/interim-national-security-strategic-guidance/(дата обращения 12.03.21)
9. DelpechTherese Nuclear Deterrence in the 21st century. Lessons from the Cold War for a New Era of Strategic Piracy
10. URL: https://www.rand.org/content/dam/rand/pubs/monographs/2012/RAND_MG1103.pdf (дата обращения 24.03.20)
11. Kennan G.F. Containment: 40 Years Later\\ Foreign Affairs, 1987. Spring
12. Бартош Александр Александрович
13. Дипломатическая служба, №2 (95), 2021, С. 152-164

А. Бартош

---

[1] Kennan G.F. Containment: 40 Years Later\\ Foreign Affairs, 1987. Spring

[2] Acheson D.- 1969 Acheson D. Present at the Creation: My Years in the State Department. N.Y.: W.W. RandomHouse, 1969. P.371-375

[3] Кременюк В.А. Уроки холодной войны: монография; Ин-т США и Канады РАН. – М.: Изд. «Аспект Пресс», 2015, С. 30

[4] Кокошин А.А. Вопросы прикладной теории войны. М.: Изд. НИУ ВШЭ, 2019. С. 166-167, 180-181.

[5] Therese Delpech Nuclear Deterrence in the 21st century. Lessons from the Cold War for a New Era of Strategic Piracy URL: https://www.rand.org/content/dam/rand/pubs/monographs/2012/RAND_MG1103.pdf (дата обращения 24.03.20)

[6] КлингерЖанен М. Наука стратегии: теория сдерживания и принуждения: теории сдерживания, принуждения и модернизации, Январь 2019. _Janeen M.Klinger The_Science_of_Strategy_Deterrence_and_Coercion_Theory_Deterrence_Coercion_and_Modernization_Theories URL: URL:https://www.researchgate.net/publication/330952855_ (датаобращения 24.02.2020)

[7] Путин В.В. Стенограмма выступления на заседании коллегии ФСБ России 24.02.21. URL:http://prezident.org/tekst/stenogramma-vystuplenija-putina-na-zasedanii-kollegii-fsb-rossii-24-02-2021.html (дата обращения 12.03.21)

[8] Бартош А.А. Дипломатия принуждения в конфликтах XXI века. Выступление на 3-й научно-практической конференции «Дипломатия в современном мире: вызовы, оценки, перспективы», Дипломатическая академия МИД РФ 17 декабря 2020 года

[9] Biden D. Interim National Security Strategic Guidance. March 03, 2021URL: https://www.whitehouse.gov/briefing-room/statements-releases/2021/03/03/interim-national-security-strategic-guidance/(датаобращения 12.03.21)

[10] БартошА.А. . «Серые зоны» как ключевой элемент современного операционного пространства гибридной войны. М.: Военная мысль, №2 и №3, февраль и март , 2021