Военной науке нужны творцы, а не исполнители

В последнее время на фоне общего кризиса российской науки наблюдается кризис и военной науки, который проявляется в сокращении числа научных военных школ и военных учёных, снижении качества научно-исследовательских работ и диссертационных исследований, уменьшении количества внедряемых в войсках научных разработок и др. Постараемся разобраться в причинах этого явления.

Овладеть военной наукой дано не каждому военному специалисту

Для овладения военной наукой мало получить военные знания, стать военным специалистом, необходимо ещё обладать аналитическим складом ума, иметь творческие способности.

Знания не сводятся к способностям. Способности — это индивидуальные свойства личности, являющиеся субъективными условиями успешного осуществления определённого рода деятельности. Знание – это результаты познания, а способности – свойства психонервной организации человека, У способностей есть естественная база в виде так называемых «природных задатков». Способный – это не только знающий человек, но и умеющий добывать и использовать в жизни новые знания.

Наука – это творчество. Знания являются лишь предпосылкой творческой деятельности. Творческая натура стремится всё увидеть, исследовать, познать, усовершенствовать и выйти за пределы того, что уже известно. Таких людей всегда вдохновляют новые возможности. Они страстно увлечены своим делом.

Характерными чертами творческой личности являются:

• неудовлетворенность достигнутым;
• склонность смотреть на одни и те же вещи по-разному;
• стремление установить взаимосвязь;
• готовность к эксперименту;
• готовность к риску.

Творческие способности военных учёных в наше время востребованы необходимостью системного исследования современных сложных проблем войны, коренными качественными преобразованиями в военном деле, изменившимися условиями подготовки и ведения военных действий. Кроме опыта и знаний здесь нужен широкий диапазон военно-политического, оперативно-стратегического и военно-технического мышления.

Но не все военнослужащие, занимающие научные должности, обладают характерными чертами творческой личности. Большинство из них довольствуется уже имеющимися знаниями и не пытается выйти за рамки приобретённого опыта. А для проведения фундаментальных научных исследований необходимо не только постоянно пополнять свои знания, но и выходить за пределы познанного.

Наука занимается общим, а не частным

В настоящее время основные усилия военных учёных направлены на решение прикладных насущных задач. Это проявляется в разработке и издании многочисленных методик, руководств, инструкций, положений и т.п. документов военными научно-исследовательскими и образовательными учреждениями.

Вместе с тем, следует учитывать, что в области войны и оборонной безопасности есть не только прикладные, но и фундаментальные проблемы, такие, как исследование сущности и характера военного и невоенного противоборства в современном мире, выявление тенденций развития военных и невоенных средств и способов международного противоборства, закономерностей их изменения, определение направлений парирования и нейтрализации военных и невоенных угроз и опасностей, прогнозирование научно-технологического и военно-технического развития ведущих государств мира и др.

Эти фундаментальные проблемы играют более важную роль, чем многочисленные прикладные задачи. Поэтому внимание военных учёных должно быть направлено не на прикладные, а на фундаментальные проблемы. «Кто берётся за частные вопросы, – указывал В.И. Ленин, – без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя натыкаться на эти общие вопросы».

В отчётах по научным работам, проделанным военными научно-исследовательскими и образовательными учреждениями, обычно перечисляются названия выполненных НИР, количество изданных документов, проведённых конференций и других мероприятий. Но ничего не говорится о новых научных идеях, открытиях, выводах или предложениях сделанных в ходе научных работ. При этом во многих отчётах по НИР многие выводы и положения повторяются из года в год и «перетекают» из одного отчёта в другое. Дело доходит до того, что некоторые руководители военных научных учреждений и сами военные учёные забывают о смысле научной работы, видя в нём научное обоснование полученных приказов и директив от вышестоящего начальства, хотя в законе о науке чётко записано: научная деятельность – это деятельность, направленная на получение и применение новых знаний.

Наука, которая непосредственно служит практике, опускается до ремесла. И необходимо вывести её из этого состояния. Писать руководства, инструкции, положения и другие административные документы – дело не учёного, а чиновника.

Поэтому при приёме научно-исследовательских работ и оценке научной деятельности необходимо осуществлять строгий спрос с руководителей и исполнителей за новизну, научную значимость и ценность проведённых ими исследований.

Военные учёные не должны работать «под заказ»

Ряд случаев, когда военная теория разрабатывалась и развивалась в процессе практической деятельности руководящих кадров, а учёные лишь обосновывали и формулировали выдвинутые идеи, приводило к тяжёлым последствиям.

Можно вспомнить, как «под заказ» военно-политического руководства страны военными учёными научно обосновывалась целесообразность уничтожения ракет средней и меньшей дальности и боевых железнодорожных ракетных комплексов, как проводились научные исследования по созданию наподобие американских мобильных сил, как доказывалась необходимость перехода от дивизионно-полковой структуры Сухопутных войск к бригадной, как научно аргументировалось положение о том, что в войне с применением ядерного оружия не будет победителя и т.д. и т.п.

В военном деле этот вопрос работы по принципу «чего изволите» стоит особенно остро, ибо на военной службе начинать разработку практически любой научной идеи, теории, проводить научные исследования по той или иной проблеме можно только с согласия и одобрения старшего начальника. И с этой точки зрения повышение требовательности к добросовестности и честности научных руководителей всех степеней, их способности отстаивать истинную, а не навязываемую сверху точку зрения, имеют огромное значение.

К сожалению, во главе военного ведомства зачастую оказываются дилетанты, которые наносят огромный вред развитию военной теоретической мысли. Можно вспомнить знатока в области налогов и сборов и торговли мебелью А. Сердюкова, возглавлявшего Министерство обороны России, специалиста по контролю за оборотом алкогольной продукции Е. Приезжеву, руководившую Департаментом образования Министерства обороны РФ и др. Благодаря их стараниям система военного образования и науки в России была развалена, в частности были ликвидированы несколько основных военных академий и вузов, в 7 раз уменьшено количество преподавателей. Офицерский состав Минобороны стали обучать по трехуровневой болонской системе (бакалавриат, специалитет и магистратура), что повлекло резкое снижение качества подготовки офицеров.

Беда не в том, что эти никчёмные люди стояли во главе военного ведомства, военного образования и военной науки на протяжении нескольких лет. Главная беда в том, что многие военные учёные щёлкали перед ними каблуками и наперегонки спешили обосновать необходимость реорганизации и сокращения органов военного управления, в том числе значительного сокращения роли командования и офицерских должностей; реформы системы военного образования и науки; перевода Сухопутных войск на бригадную основу и упразднения дивизионного и полкового звена; перехода на аутсорсинг и др. При этом все другие, не совпадавшие со взглядами Сердюкова и Ко точки зрения заранее отвергались, противоположные мнения игнорировались, а военные учёные, имевшие собственные воззрения на решение военных проблем, подвергались гонениям.

Маршал Советского Союза Д.Т. Язов так охарактеризовал деятельность Сердюкова на посту Министра обороны: «лучший» министр обороны Анатолий Сердюков привёл за собой целый гарем и чуть не угробил армию».

В военной науке могут и должны существовать различные и даже противоречащие одна другой точки зрения, различные представления, гипотезы. Наука развивается на основе борьбы мнений. Но вся беда в том, что не все руководители могут это понять и принять.

Поэтому надо бы подумать о том, какими путями в современных условиях лучше воспитывать у военных кадров широту мышления, творчество, умение понимать и воспринимать различные взгляды и суждения, умение иметь и умение отстаивать собственное мнение. Военная наука не должны замыкаться в пределах заранее заданных воззрений и концепций.

Нет пророка в своём Отечестве

В сфере военной науки, чаще, чем в сфере других наук первооткрывателями новых идей и носителями истинных научных взглядов выступали и выступают руководители самых высоких рангов. Считается, что только крупные военачальники способны охватить и понять существующие проблемы в военном деле и предложить пути их решения на основе собственных обширных знаний и опыта.

Однако для фундаментальных научных исследований надо иметь не только знания и опыт, но и необходимые навыки и способности, о чём уже говорилось.

Очень часто офицеры низшего и среднего звена способны генерировать верные идеи, невоспринимаемые высшим руководящим звеном.

Можно вспомнить советского комдива Г.С. Иссерсона, опубликовавшего в 1940 г. книгу «Новые формы борьбы (опыт исследования современных войн)», в которой он, в частности, предсказал: «Война вообще не объявляется. Она просто начинается заранее развёрнутыми вооружёнными силами. Мобилизация и сосредоточение относятся не к периоду после наступления состояния войны, как это было в 1914 году, а незаметно, постепенно проводятся задолго до этого».

Однако идеи Иссерсона были отвергнуты, т.к. не совпадали с идеями высшего военного руководства. Считалось что в начальный период войны под прикрытием развёрнутых на границе войск будет проходить мобилизация, о чём писал маршал Г.К. Жуков в своих мемуарах: «Внезапный переход в наступление всеми имеющимися силами, притом заранее развёрнутыми на всех стратегических направлениях, не был предусмотрен. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков, ни руководящий состав Генштаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день компактными группировками на всех стратегических направлениях».

Вспомним также, что считавшаяся сильнейшей в предвоенной Европе французская армия рассчитывала на первом этапе боевых действий обеспечить безопасность своих границ, опираясь на линию «Мажино», а парижские стратеги полагали, что основной удар, как и в 1914 году, немцы нанесут через Бельгию. Возможность же удара вермахта через покрытые лесом и труднопроходимые Арденны серьёзно не рассматривалась.

Можно также привести пример, как в 1912 году высший чиновник военного министерства Австро-Венгрии перечеркнул проект танка, предложенного лейтенантом Буртыном, сопроводив его надписью: «Человек сошёл с ума!», а такие видные военачальники, как французский маршал Фош и немецкий генерал Людендорф хотя и признавали роль танков, но совершенно недооценивали значение самолётов и видели в них лишь средства для спортивных состязаний.

Следует отметить, что пренебрежительное отношение высшего военного руководства к иной точке зрения, к новым идеям, генерируемым офицерами низшего и среднего звена, зачастую приводило к тяжёлым последствиям.

Поэтому совершенно недопустимо считать, что только высшее военное руководство является носителем истинного научного знания, и только оно способно генерировать новые научные идеи. И тем более недопустимо пренебрежительное отношение к иной точке зрения и к нестандартным подходам со стороны офицером низшего и среднего звена.

Подражание самоубийственно

По утверждению русского военного историка А.И. Каменева главным пороком русской стратегической мысли было бездумное копирование чужих образцов и забвение научных разработок отечественных военных теоретиков.

Можно привести пример копирования советским маршалом Тухачевским теории ведения скоротечной войны, созданной в начале XX века германским генералом-фельдмаршалом Шлиффеном («доктрина Шлиффена»), в основе которой лежал план молниеносного разгрома противника сокрушающим ударом мощного ударного кулака на одном из флангов стратегического фронта. Взяв за основу доктрину Шлиффена, Тухачевский обосновал наступательную стратегию и разработал теорию глубокого боя, теорию непрерывных операций на одном стратегическом направлении. Разработанная Тухачевским доктрина («воевать малой кровью, большим ударом, на чужой территории»), не предусматривавшая и мысли о возможности обороны, явилась причиной катастрофических поражений советских войск в 1941-1942 гг. Да и сама доктрина Шлиффена потерпела крах в Великой Отечественной войне.

Работа российских военных учёных должна базироваться на основе величайшего и основного военного закона: «Военное искусство национально».

Необходимо разрабатывать и продвигать собственные теории, формы и способы применения группировок войск (сил), а не пытаться использовать западные военные теории в качестве прокрустова ложа для отечественной военной мысли.

В настоящее время в сознание военно-политического руководства России активно внедряется идея о том, что будущие войны будут, как правило, сетецентрическими и бесконтактными с использованием в основном высокоточного оружия. Разработанная в США концепция сетецентрической войны, в основе которой лежит увеличение суммарной боевой мощи воинских формирований путём соединения их в единую сеть, становится в глазах некоторых отечественных военных учёных новой парадигмой вооружённой борьбы.

Однако анализ боевых действий, которые вели США в течение последних 20 лет, показывает, что концепция сетецентрической войны хороша в военных конфликтах малой и средней интенсивности против заведомо слабого противника, не имеющего на вооружении современных средств разведки, в первую очередь спутниковых, мощных средств поражения, в том числе и ВТО большой дальности, а также современных средств автоматизации управления и связи.

Поэтому «сетецентризм» нельзя рассматривать как панацею решения проблем в Вооружённых силах России. И если преобладающим станет навязанное США положение о том, что будущие войны будут, как правило, бесконтактными с использованием в основном неядерных высокоточных средств, то Вооружённые Силы России будут готовиться к войне, в которой у них не будет шансов на победу (запрограммированное поражение).

Но если в качестве «асимметричного ответа» готовить контактную войну с применением всего имеющегося в стране вооружения и военной техники, то и характер и финал такой будущей войны будут уже совершенно иными.

Следует также иметь в виду, что «задачи вооруженных сил США и нашей армии радикально не совпадают. США и их союзники по НАТО на протяжении десятилетий ведут, как правило, наступательные военные действия за пределами своей территории, всегда обладают инициативой в развязывании войны, воюют со слабым противником. Поэтому их опыт нетипичен для нас. Нам, прежде всего, надо обеспечить защиту своей территории и поэтому в начале войны придётся вести оборонительные действия против более сильного, принципиально разного на каждом ТВД противника.

Действия войск определяют условия обстановки

«Особенность войн состоит в том, что присущие им закономерности и объективные явления, будучи независимыми от воли и сознания людей действуют не с неотвратимой стихийностью законов природы, а проявляются, и в других общественных явлениях, через деятельность людей, – утверждает Президент Академии военных наук генерал армии Гареев. – Знание законов, принципов, способов ведения вооруженной борьбы облегчает практическую деятельность, даёт возможность лучше предвидеть развитие событий, действовать осознанно. Но это знание не может дать ответа на вопрос, как действовать в той или иной конкретной обстановке. Поэтому положения военной науки не могут применяться во всех случаях, независимо от условий обстановки, с таким же постоянством и одинаковым исходом, как законы естественных наук».

В 1911 г. вышла книга «Современная война», написанная полковником генерального штаба, ординарным профессором академии генерального штаба А.А. Незнамовым. Автор труда утверждал, что «теория не может задаваться целью указывать наилучший способ действий во всех случаях. Обстановка на войне так разнообразна и к тому же так быстро меняется, что попытки к установлению подобных, всегда и везде пригодных способов заранее обречены на неудачу».

Военный опыт подтверждает тезис – что было правильно в одном случае, не может быть слепо применимо в другом. В военном деле нельзя исходить из того, что противник будет поступать так, как это подсказывает теория, здравый смысл и логика. На это обращает внимание немецко-фашистский генерал-полковник Рендулич в своём труде «Управление войсками» на примерах времён Первой мировой войны:

«Так, на русском фронте командир одного из наших полков, которому однажды не удалось преодолеть в ходе наступления заболоченную местность, слишком положился на заболоченный участок перед своим полком, а русские именно здесь прорвали оборону.

Особенно ярким примером в этом плане явились в ходе первой мировой войны перед 12-й битвой на Изонцо действия командира 24-го итальянского армейского корпуса, располагавшегося на высотах восточнее Изонцо. Он был уверен, что противник может атаковать только с высот, и строил в соответствии с этим свою оборону. Однако германо-австрийские войска прорвали оборону в долине Изонцо и оказались вскоре в его тылу».

«Каждый бой, операция, война уникальны и неповторимы по условиям обстановки и поэтому творческими, уникальными, неповторимыми должны быть и соответствующие сложившимся условиям решения и способы действий», – указывает генерал армии Гареев.

Главный враг военной науки

Самый страшный враг военной науки – это шаблон и догматизм. Военная наука динамична, подвижна. Сила военной науки – в творчестве, новаторстве, оригинальности.

«Основным пороком нашей стратегии явилось странное, ничем не оправданное решение командующего Маньчжурской армией и его генерал-квартирмейстера «повторить 1812 год», – утверждает русский историк Керсновский, говоря о русско-японской войне 1904-1905 гг.. – Куропаткин и Харкевич с самого начала решили отступать в глубь страны. Они не чувствовали разницы между 1812 и 1904 годом, между Россией и Маньчжурией и серьёзно намеревались провести Отечественную войну на китайской земле. Взяв внешние формы кампании 1812 года – отступление, они не потрудились вникнуть в их смысл. Отступление 1812 гола велось к сердцу России, на родной земле, среди восставшего на чужеземного завоевателя русского народа. Русские армии в июле 1812 года были вдвое слабее Наполеона. Отступательный манёвр Барклая был единственно возможным средством измотать неприятеля, занять более сосредоточённое расположение и, главное, соединиться с Багратионом. Совершенно иначе обстояло дело в апреле 1904 года. Против трёх высадившихся в Корее японских дивизий Куропаткин мог двинуть семь отличных дивизий сибирских стрелков. Положение не имело ничего общего с таковым же 1812 года – двойное превосходство в силах оказалось как раз у нас. Куропаткин и Харкевич полагали, что достаточно применить внешний «шаблон» кампании 1812 года, чтоб получить победу, подобно одержанной в Отечественную войну, при любой политической и стратегической обстановке. Они последовали примеру тех бухарских «батырей», которые, увидев издали, как русские солдаты после переправы вытряхивают воду из голенищ, и не поняв, в чём дело, становились на руки и трясли ногами, думая, что постигли весь секрет русской тактики. «Шаблон» Отечественной войны в обстановке 1904 года был по меньшей мере столь же бессмыслен».

Уместно в этой связи привести слова выдающегося русского военного теоретика А.А. Свечина, который ещё в 1907 году, характеризуя рутинное мышление некоторых военных, писал: «Нельзя оставаться при старых шаблонах. Если наши понятия не будут изменяться соответственно прогрессу военного дела, если мы остановимся на точке замерзания, то, поклоняясь неизменным законам, мы постепенно упустим из вида всю сущность явлений. Глубокие идеи превратятся во вредные предрассудки: символы наши потеряют внутреннее содержание; останется внешняя пустая оболочка, безжизненный идол».

Ценность военной науки в предвидении

Выдающийся советский военный ученый генерал-майор Свечин писал: «Обстановку войны… предвидеть необычайно трудно. Для каждой войны надо вырабатывать особую линию стратегического поведения, каждая война представляет частный случай, требующий установления своей особой логики, а не приложения какого-либо шаблона».

«Незначительный промежуток времени вносит существенные изменения в способ ведения операции, – отмечал французский военный теоретик Леваль. – Усовершенствование оружия, новая техника, иные отношения и другие приёмы образуют несходные условия и среду, резко отличающуюся от прошлого времени. Научная работа представляет единственное средство, чтобы оставаться в курсе настоящего и на высоте будущего. Кто начинает кампанию, руководясь устаревшими воспоминаниями и обычаями, тот сразу оказывается отсталым и уступающим противнику. Приобретённый опыт, вместо того, чтобы являться источником силы, создаёт в этих условиях лишь слабые стороны и недостатки».

К примеру, воспитанные на традициях медленных темпов развития военных действий в период Первой мировой войны, французы психологически не могли приспособиться к новым условиям, и это явилось причиной того, что французские войска были так быстро парализованы (в ходе военных действий против немецко-фашистских войск в 1940 г. – Прим. В.М.). Наибольшая слабость французов заключалась не столько в недостатке или плохом качестве вооружения, сколько в отсталости их теории. Их взгляды на ведение войны развивались медленнее по сравнению с взглядами их противников. Как часто бывает в истории, победа в одной войне порождала самодовольство и приводила к консервативности во взглядах, что и являлось причиной поражения в следующей войне.

«Тот же Клаузевиц советует нам брать примеры из истории близкой нам эпохи, – пишет маршал Шапошников в своей книге «Мозг армии», – а Мольтке говорит: «Нельзя оставлять без внимания опыт прежних войн, но необходимо помнить, что он не может служить масштабом для настоящего времени. От этих войн отделяют десятилетия и даже столетия, в течение которых изменилась как политическая, так и стратегическая обстановка. Поэтому, чтобы достигнуть желательного результата, остаётся единственное средство, именно – стараться предвидеть ход будущих событий и вникать в современную обстановку».

Есть поговорка – плохие генералы всегда готовятся к прошлой войне. Об американских военных учёных так не скажешь. Они всегда «впереди планеты всей» по части придумывания новых неизвестных военной науке теорий типа «сетецентрической войны», «волчьей стаи», цикла Бойда и др.

Что касается сетецентрической войны, то в добавление к сказанному о ней выше следует добавить, что анализ концепции сетецентрической войны позволяет рассматривать её как новый способ организации управления войсками и оружием, как инструмент повышения боевых возможностей разнородных сил и средств, но не как теорию. Важнейшее значение в реализации концепции «волчьей стаи» имеет организация взаимодействия различных видов Вооружённых сил и родов войск различных государств. Однако проблема взаимодействия войск наиболее точно и полно была решена автором этой статьи (полные результаты исследований в монографии «Теория взаимодействия войск», опубликованной издательством «Вузовская книга» в 2002 г.). Весь цикл Бойда (Наблюдение–Ориентация–Решение-Действие) никаких новых принципов, а тем более закономерностей военного искусства не предлагает, так же, как не опровергает и существующих. Кроме того, цикл Бойда больше применим к тактике, а не к оперативному искусству и стратегии.

К сожалению, некоторые наши военные учёные подхватывают эти и подобные им американские теории, начинают их «глубоко» анализировать и на основе проведённого анализа развивать их, отбрасывая весь накопленный отечественный и зарубежный научный и практический опыт.

Но означает ли появление новых теорий войны, что следует отказаться от классических теорий, разработанных военными теоретиками прошлого? Безусловно нет. Хотя классические теории войны и требуют адаптации к изменившимся условиям, фундаментально они остаются справедливыми. Существуют долгосрочные незыблемые уроки прошлого боевого опыта, которые нельзя игнорировать.

Тот факт, что среди американского военного истеблишмента достаточно сильна вера в то, что будущие войны будут уникальными и непохожими ни на одну из прошлых войн, говорит о незрелости военной науки в США. Интеллектуальный вызов, перед которым стоит военная наука в XXI веке, заключается не в том, чтобы отправить военных теоретиков прошлого в мусорной ящик истории. Задача состоит в том, чтобы выучиться тому, как эффективно использовать их творческое наследие применительно к новым условиям.

Микрюков В.Ю.,
доктор педагогических наук, кандидат технических наук
действительный член Академии военных наук Российской Федерации,
СНС по специальности «Оперативное искусство в целом
и по видам ВС, родам войск и специальным войскам»
заслуженный деятель науки и образования