Европа ищет сбрую для троянского коня

НАТО и ЕС: курс один, направления разные

На очередном саммите НАТО 3–4 декабря в Лондоне запланировано обсуждение угроз и вызовов современности, задач альянса по обеспечению стабильности и безопасности. По мере приближения мероприятия программа будет детализироваться и дополняться.

В связи с повесткой привлекает внимание доклад «ЕС и НАТО: основные партнеры». Он подготовлен Институтом исследований в сфере безопасности Евросоюза (EUISS) и Оборонным колледжем альянса в Риме. По прочтении документа возникает вопрос: связка НАТО – ЕС представляет собой тандем на оси движения к единой цели или это скорее партнерство стремящихся каждый к своему лебедя, рака и щуки из известной басни Крылова?

В первых строках уже набившее оскомину утверждение, что в свете дестабилизации обстановки в Европе и мире важным стимулом для объединения потенциалов двух союзов должны стать общие интересы, прежде всего в сфере противодействия «вновь усиливающейся России». Кроме защиты от агрессии Москвы, предлагаются меры по совместному противостоянию всему комплексу гибридных угроз, совершенствованию военной мобильности и оперативного взаимодействия, наращиванию арсеналов, развитию ВТС, а также совместным действиям на Балканах, Ближнем Востоке и в Северной Африке. Цель этих и некоторых других мероприятий в обеспечении доминирования Запада в ключевых районах мира, а многие из шагов носят откровенно антироссийскую направленность.

Предусматривается своеобразное распределение ролей и ответственности. Так, ЕС отведена роль «внутреннего актора» и главной силы в противодействии вызовам, в частности в сферах борьбы с терроризмом и гибридными угрозами, обеспечения безопасности и обороны в киберпространстве, а также военной мобильности.

НАТО – «внешний игрок», главный гарант Европы в условиях существования ядерного оружия. Ожидается, что такой формат взаимодействия позволит достичь максимального эффекта в использовании военной мощи альянса и возможностей экономики ЕС.

В обеспечении безопасности Евросоюзу отводится роль своеобразного филиала НАТО. Альянс в свою очередь использует взаимодействие с «единой Европой» для реализации своих интересов, наращивания военного давления на Россию, создания сети коммуникаций для переброски ВВТ к нашим границам, развертывания новых военных баз и тяжелых вооружений, проведения масштабных военных учений наступательного характера.

Единство и борьба неопределенностей

На деле мощнейшим дестабилизирующим фактором является приближение к границам России объектов американской стратегической ПРО в Румынии и Польше. Ракеты-перехватчики могут использоваться против российских СЯС, а в случае размещения в универсальных пусковых контейнерах ядерных ракет класса «земля-земля» и гиперзвукового высокоточного оружия большой дальности появится возможность наносить удары по целям в глубине территории РФ. Европейцы осознают, что действия США превращают Европу в заложника глобальных амбиций Вашингтона и потенциально в радиоактивную пустыню, что делает планы размещения РСМД сильнейшим раздражителем в отношениях Старого и Нового Света.

В военном бюджете на 2018 год, утвержденном сенатом США 18 сентября 2017-го, на разработку ракеты-носителя выделено 65 миллионов долларов. Именно здесь и заключена главная причина нападок Вашингтона на Москву по поводу «нарушений» ДРСМД от 1987 года. Они послужили своеобразной дымовой завесой, прикрывающей создание американцами ракеты средней дальности, запрещенной договором.

Следует отметить, что с прошлого года в некоторых государствах ЕС вновь заговорили о необходимости создания европейского военного потенциала для того, чтобы ослабить зависимость от США. В этом контексте Брюссель, сохраняя приверженность основополагающим принципам военно-политического сотрудничества с НАТО, принял ряд решений для укрепления возможностей ЕС в сфере обороны и безопасности.

Согласно официальной позиции, изложенной в стратегической повестке до 2024 года, он намерен тесно сотрудничать с альянсом по вопросам обороны при автономности принятии решений. Обратим внимание на очевидную двойственность позиции еврочиновников. С одной стороны, они говорят о необходимости создания своей армии и выработки позиции в оборонной сфере, а с другой – признают, что в сфере безопасности ЕС тесно привязан к НАТО и ни шагу без альянса не сделает.

России из этой двойственности следует сделать важный вывод: Брюссель настойчиво пытается представить ЕС как организацию, с которой Москва должна сотрудничать в силу близости территорий и экономических интересов. Но в действительности Евросоюз относится к явно враждебной нам силе. Американцы не скрывают, что развал ДРСМД и возможное размещение ракет средней дальности в Европе делают вполне реальной перспективу превращения Старого света в ТВД между США и РФ и шантажируют Европу риском развязывания широкомасштабного конфликта на субконтиненте.

При этом европейцы осознают, что Организация Североатлантического договора была и остается троянским конем Вашингтона. С момента создания ее используют в целях, имеющих мало общего с национальными интересами европейских государств. Сохраняющаяся зависимость ЕС от НАТО в военной сфере вряд ли предоставит Брюсселю искомую свободу рук при реализации постоянного структурированного сотрудничества в сфере обороны (PESCO). Скорее всего в стратегии глобального доминирования США и НАТО европейцев используют для решения задач, которыми альянс не расположен заниматься.

Об этом достаточно откровенно свидетельствует перечень угроз, упомянутых в совместном докладе ЕС – НАТО: гибридные, международный терроризм, устойчивость к химическим, биологическим, радиологическим и ядерным рискам. Приоритетными сферами сотрудничества указаны военная мобильность, военно-промышленное и оперативное сотрудничество.

Высказывается надежда, что логика общих интересов государств – членов ЕС и НАТО будет побуждать оба института к сотрудничеству для развития согласованного, взаимодополняющего и совместимого оборонного потенциала ЕС и союзников по НАТО, а также многосторонних проектов.

В докладе признается, что гибридные угрозы (ГУ) стали неотъемлемой частью европейской среды безопасности, и этот термин имеет ключевое значение при рассмотрении сложного комплекса проблем, с которыми в настоящее время сталкивается международное сообщество.

В НАТО и ЕС пришли к выводу, что понятие ГУ следует использовать в качестве обобщающего термина, который включает в себя кампании вмешательства и дезинформации, злонамеренные действия и операции, а также потенциал для эскалации конфликта и войны.

Для содействия базовому общему пониманию концепции ГУ Европейский центр передового опыта по противодействию гибридным угрозам (HybridCoE) изучил около 40 различных определений, включая три, сформулированные ЕС (2015–2018), и четыре натовских (2010–2018). Основываясь на них, экстраполировали всеобъемлющую характеристику, описывая гибридные угрозы как «скоординированные и синхронизированные действия, которые преднамеренно нацелены на системные уязвимости демократических государств и институтов с помощью широкого спектра средств. В этой деятельности используются пороговые значения обнаружения и присвоения, а также различные интерфейсы (война-мир, внутренний-внешний, местный-государственный, национальный-международный, друг-враг)».

Йенс Столтенберг в статье по проблемам киберустойчивости в британском журнале «Перспективы» заявил, что альянс расценивает массовые кибератаки на страны Североатлантического договора как нападение с помощью оружия и готов применить статью 5 Договора о безопасности.

Другими областями, где сотрудничество имеет важное значение, являются наращивание военного потенциала и учения, военная мобильность, а также ситуационная осведомленность о потенциальных ГУ.

Важен вопрос координации усилий в развитии военных возможностей. Предстоит сосредоточиться на трех ключевых вопросах. В отсутствие соглашения о контурах европейской структуры совместного планирования сил усилия при формировании потенциала ЕС – НАТО будут по-прежнему сталкиваться с растущей неопределенностью. Сотрудничество сторон в итоге основывается на общем понимании инструментальной ценности военной силы. Пока же оборонные усилия ЕС воспринимаются альянсом только как попытки антикризисного управления, где вопросы ограниченного применения силы остаются на периферии внешнеполитической повестки.

Военно-промышленному сотрудничеству ЕС и НАТО традиционно препятствуют соображения экономической конкуренции и стратегической автономии. Здесь главным тормозом стала позиция США, где рассматривают инициативы ЕС в данной сфере как потенциальные «протекционистские» механизмы, призванные исключить американской ОПК из европейских оборонных контрактов, в то время как государства – члены ЕС стремятся повысить конкурентоспособность отрасли у себя, инвестировать в автономные ключевые стратегические технологии и системы.

«Военный Шенген» для американцев

Предпринимаемые европейцами под давлением США и НАТО меры по повышению военной мобильности в странах ЕС явно антироссийские. Главное внимание уделяется адаптации сухопутных коммуникаций (шоссейных и железных дорог, мостов), портов и аэродромов для оперативных перебросок в пределах ТВД прежде всего тяжелой военной техники. Генсек НАТО Йенс Столтенберг назвал обеспечение военной мобильности приоритетным проектом в стратегическом партнерстве между альянсом и ЕС. Одновременно решено ускорить адаптацию законодательной базы стран – участниц ЕС, чтобы обеспечить беспрепятственное пересечение национальных границ при переброске техники и военнослужащих между государствами альянса за счет создания «военного Шенгена».

НАТО поддерживает европейскую интеграцию в военной сфере как важное условие консолидации усилий альянса и ЕС по «сдерживанию России», противодействия ГУ. Однако многие годы оба партнера не могут преодолеть трудности в формулировании общих целей и интересов, создать необходимую институциональную базу и механизмы принятия и выполнения решений. В основе фундаментальных разногласий лежит разное видение построения системы обеспечения международной безопасности. ЕС строит свою политику на многостороннем подходе преимущественно с опорой на мирные переговоры в урегулировании кризисов. США и НАТО продвигают униполярность с возможностью применения военной силы.

Наиболее полно и откровенно о повышении независимости ЕС в военной сфере высказалась канцлер Германии Ангела Меркель. По ее мнению, европейцам нужно рассчитывать только на свои силы. Одновременно Меркель не удержалась от реверанса Вашингтону и добавила, что европейская координация должна все-таки осуществляться в партнерстве с американским союзником, несмотря на его явное охлаждение к делам по эту сторону океана.

Франция приняла сторону Германии. Президент Эмманюэль Макрон заявил, что уже через 10 лет Европа получит «общую военную силу, совместный оборонный бюджет и единую доктрину». Этим Париж определенно высказался за создание Европой отдельной армии как общей военной силы, а не какого-то локального дополнения к НАТО. В марте 2015 года глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер также поддержал создание армии Евросоюза, что позволит не допустить разрушения мирового порядка, сложившегося в Европе.

Несмотря на единство немцев и французов относительно оборонной инициативы, есть разногласия по темпам развития соответствующих программ и географии применения европейских СБР. Франция выступает за ускоренное формирование компактной и решительной группы государств-единомышленников, способных служить локомотивом совместного проекта. Германия высказывается за умеренность, неторопливость и открытость для всех желающих присоединиться к пакту.

Эти и некоторые другие факторы свидетельствуют о разобщенности ЕС и НАТО в деле обеспечения безопасности, что не позволяет рассматривать взаимодействие двух институтов как исправный единый механизм.

Решающее влияние на связи НАТО – ЕС оказывает скрытый конфликт интересов. Хотя подписание Брюссельского соглашения о PESCO может придать дополнительный импульс формированию европейской оборонной инициативы, подчиненная и во многом вспомогательная роль Европы в конфликтах в бывшей Югославии, Ираке, Афганистане свидетельствует, что реальные возможности европейцев действовать с опорой на военную силу в существенной степени зависят от США и НАТО.

При этом европейская военная составляющая допускается американской стороной только как дополняющая альянс, а не как самостоятельная и независимая структура.

В ЕС осознают двойственность положения, когда большинство стран, состоящих одновременно в двух организациях, планирует выделять одни и те же силы и средства в состав ОВС НАТО и СБР ЕС, а еще и обеспечивать развитие собственного оборонного потенциала, что значительно ограничивает возможности стать полноценным глобальным игроком. В этом контексте вряд ли можно ждать появления в обозримом будущем объединенной европейской армии, не вписывающейся в военные стратегии США и НАТО. Скорее всего будет создана сетевая структура, включающая выделенные для этой цели части ВС государств – членов ЕС при соответствующем европейском финансировании и действующая с опорой на возможности альянса, прежде всего на разветвленную сеть командно-штабных органов ОВС, системы связи и разведки.

С учетом сохранения высокой зависимости военных евроинициатив от НАТО уместно напомнить вывод МИДа РФ о том, что только коренное изменение самой природы Североатлантического альянса, безнадежно увязшего в прошлом, может дать шанс на перемены к лучшему в обеспечении европейской безопасности. В этом контексте стремление европейцев развить свои военные возможности не должно в итоге привести к формированию некой новой кальки Организации Североатлантического договора как инструмента сдерживания России.

Александр Бартош,
член-корреспондент АВН,
эксперт Лиги военных дипломатов

Источник: “ВПК”.