Иностранцы на русской военной службе: патриоты, прагматики, предатели?
Предисловие
В настоящем нарративе нет глубокой статистики массовых процессов участия иностранцев в военно-политическом строительстве России. Это обращение к некоторым типичным биографиям людей иных держав, связавших свою жизнь с нашим Отечеством, искренне служивших ему и за него погибших. Экзистенциальный критерий патриотизма есть, возможно, самый верный и окончательный. В различные исторические эпохи число иностранцев на русской военной службе было разным. Не так важно вести счет на десятки или сотни. Их влияние определялось не количеством, а качеством, т.е. компетентностью и полнотой идентификации, некой резонансностью участия в больших и малых делах России. Кто сейчас помнит офицера-немца Мюнхгаузена, погибшего в царствование Алексея Михайловича при подавлении «бунта воровских казаков», возглавляемого Стенькой Разиным? Много больше помнят и ценят сподвижника Петра I генерала П. Гордона, приглашенного на службу тем же Алексеем Михайловичем. А такие иностранцы как Витус Беринг и Яков Брюс стали в русской истории именами нарицательными.
Речь идет, прежде всего, об офицерском корпусе, целиком состоявшим из дворянства. Именно офицерское звание в Российской империи давало право на личное дворянство и становилось мощным социальным лифтом.
Въезжие дворяне
Иностранцы служили в России всегда. Первые переходы иностранцев на русскую военную службу можно отнести к самому образованию Киевской Руси, имевшей весьма развитые международные связи. Несмотря на продолжающийся спор норманистов и их оппонентов, признано, что варяги служили в русских дружинах и сами составляли титулованную элиту Руси. Определяющими для Древней Руси были контакты с Византией, Степью, а потом и с Европой.
Примерно, в 1074 году, Смоленский князь, а позднее Великий князь Киевский Владимир Мономах взял в жены принцессу Гиту, дочь последнего англосаксонского короля Гаральда II, который пал в битве с норманнами при Гастингсе. В тот период династические браки русских князей и княгинь с представителями правящих домов ведущих европейских держав были не исключением. От Владимира и Гиты английской пошли великие князья киевские, а от них – великие князья владимирские и московские. Креститель Руси князь Владимир женился на представительнице византийской императорской семьи, принцессе Анне. Святополк был женат на дочери польского короля Болеслава I Храброго. Ярослав Мудрый взял в жены дочь шведского короля Ингегерду. Иностранных принцесс взяли в свой дом его сыновья: Изяслав был женат на сестре польского короля Казимира I — Гертруде, Святослав ‒ на австрийской принцессе Оде, Всеволод ‒ женился на греческой царевне, предположительно дочери византийского императора Константина IX Мономаха, Игорь — женился на германской принцессе Кунигунде, графине Орламюнде. Дочери Ярослава были отданы за европейских правителей: Елизавета стала женой норвежского короля Харальда Сурового; Анастасия была женой короля Венгрии Андраша I; Анна вышла замуж за французского короля Генриха I. Примеры брачно-политических союзов можно продолжить. С иностранными невестами на Русь попадали и отряды их гвардейцев-телохранителей. Но по-настоящему «обогащение» Древней Руси новыми военными кадрами началось после Монгольского нашествия.
Чингизхан определил своему старшему сыну своеобразный вектор завоеваний: через Сибирь на Русь и далее через Европу «к последнему морю». После образования Улуса Джучи, куда древние русские княжества вошли отнюдь не добровольно, русские ратники стали переходить на ордынскую службу. В то же время обозначился и встречный кадровый поток. В Золотой Орде имели место, как союзнические отношения отдельных владык в рамках всего государственного образования, так и частные переходы служилых людей от одного вождя к другому. Александр Невский, в частности, попросили Орду помощи против Ордена (Ливонского). Уместно ли было просить помощи у врагов Руси? Но князья и беки той поры не искали национальной или конфессиональной идентичности. Беда в том, что русские и без татаро-монгольского нашествия столько пролили православной крови в усобицах, что не отмолить. Разве Бориса и Глеба, первых русских святых, убили иноземцы? Разве в кровавой битве Суздальцев и новгородцев в 1170 г. принимал участие хоть один монгол? Или Москва спорила с Тверью и Новгородом только дипломатическими нотами?
Фактически первым правителем Золотой Орды был сын Джучи хан Батый, вошедший в отечественную историю как кровавый покоритель русских княжеств. Максимального военного могущества Орда, центр которой находился в Нижнем Поволжье, достигло при хане Джанибеке (1342 ‒ 1357 годы). После этого начался распад государства и обретение самостоятельности его отдельными частями. Это княжества Московское и Литовское, ханства Астраханское и Сибирское. Сравнительно поздно в образовались Казанское (1438 г.) и Крымское (1441г.) ханства. Преемницей Золотой Орды оставалась Большая Орда.
По мере ослабления Золотой Орды все больше ее воинов переходили на службу к русским князьям. В войске Московского князя Дмитрия Ивановича в битвах при Воже и на Куликовом поле татары составляли костях русской конницы. Традиционное, закрепленное обычаем и не всегда кодифицированное феодальное право позволяло менять сюзерена, переходить к нему на службу со всеми родственниками и даже с землями. Оборону Москвы в 1382 г. от войск хана Тохтамыша возглавлял вовсе не Великий князь Дмитрий Иванович, а литовский князь Остей из Ольгердовичей. В ту эпоху Литва и Москва по своей национальной и даже конфессиональной идентичности не сильно отличалась. Конфессиональной размежевание наступило много позже, вслед за военно-политическим. «Гармоничные» обмены элитами между Великим Московскими и Великим Литовским княжествами были нормой, пока Иван IV не квалифицировал отъезда князя Василия Курбского в Литву как измену.
Национальная и связанная с ней языковая идентичность в феодальную эпоху не так жестко увязывались с территориально-государственной. На рубеже XVI ‒ XVII веков на польском троне мог находится представитель шведской династии (Ваза), на место царя Московского претендовать польский королевич, как когда то сам царь Московский предлагал себя на Польский трон. Много позже наше Отечество, вбирая в себя новые земли и население, старалось к формировать для элиты единое конфессиональное пространство, и если не получалось, то вассальное. И эта практика сохранялась до 1917 г.
Во время Смуты военно-политическими брожениями (потерей идентичности) были затронуты не только близкие к царскому трону бояре, но и масса служилых людей. Русские дворяне присягали Лжедмитриям, царю Василию Шуйскому, польскому королевичу Владиславу. Остававшиеся на завоеванных Польшей бывших русских землях ратные люди, чтобы сохранить свои наделы, выбирали службу другой короне.
Массовый прием иностранцев на русскую службу связан с преодолением последствий смутного времени. Царь Михаил Романов и его наследник Алексей Михайлович вынуждены были формировать новую российскую служилую элиту, не связанную с вынужденными присягами Смутного времени и лично преданную новой еще не окрепшей династии. Начался массовый въезд в Царство Московское татарской знати, прежде всего, из союзного Касимовского царства на реке Оке.
В 1446 г. на службу к Московскому князю Василию Темному перешел Касимхан, сын первого казанского хана Улу-Мухаммеда. Князь Василий II, был ослеплен противником, но не утратил политической прозорливости. Он укрепил Московское княжество, способствовал провозглашению независимости русской православной церкви от Константинопольского патриарха. Прагматичное же приглашение татарской знати на русскую службу было действенным инструментом в борьбе с Казанским ханством. Некоторые татарские кланы оказались разделенными между Казанью и Касимовым. Так началась история вассального от Москвы удельного княжества ‒ Касимовского царства. Существует весьма спорная версия, что Казанский хан навязал Василию Темному своего сына для удержания Москвы в татарской зоне влияния. В пользу этой версии говорит, что долгое время Москва общалась с Касимовым через Посольский приказ, т.е. как с иностранным суверенным государством. Вопросы почти средневекового суверенитета, встречных потоков дани и служилых людей еще долгое время будут интересовать историков и вдохновлять ангажирующих их политиков. Несомненно, что за влияние на Касимовское ханство (царство) в середине XV века боролись и Казань, и Москва – равные по силе игроки на пространстве распавшейся Золотой Орды. Исход их противостояния во многом зависел от того, чьими сторонниками на деле окажутся касимовцы. Касимов выбрали Москву.
Новая элита, в целом, хорошо показала себя войнах «бунташного века» и слилась с российским дворянством, найдя себе место в гербовых книгах. Для татарской знати, переходящей на русскую службу, важно было сохранить статус и закреплявшие его титулы. Поскольку Орда с ее сложной феодальной иерархией отмирала, приглашаемая на русскую службу татарская знать получала русские звания. Самым распространенным титулом на Руси был князь, употреблявшийся в весьма широком толковании. Когда суверенитет вождя какого-то племени русским казался совсем маленьким, они называли такого вождя князьком.Собственно князьями ‒ удельными правителями ‒ были ордынские беки, правители улусов. Титул мурзы носили младшие представители татарских знатных родов, а так же отличившиеся воины, пожалованные ханами в это достоинство.
Для русских, не желавших особенно вникать в ордынскую иерархию, проще было именовать мурзу князем. Это некоторое преувеличение служило символом уважения к новым союзникам и своеобразным залогом их верности. Может быть, поэтому в русском дворянстве князей, ведущих родословную от татарских мурз, было не меньше, чем собственно русских. В XIXвеке дворянские книги Кутаисской и Тбилисской губерний будут переполнены фамилиями грузинских князей.
Православная идентификация в Московском царстве была ведущей и поощрялся отказ татарских дворян от магометанства. Исторически Россия не знала гонения на ислам и масштабных религиозных войн. Запретительные меры – это психологическое отрицательное подкрепление, вызывающее напряжение в обществе. Известный принцип европейской средневековой политики «чье королевство, того и вера» на Руси первоначально действовал довольно нестрого. Многомудрое (без всякой иронии) московское, а затем и петербургское руководство нашей страны выбрало подкрепление положительное – поощрение отказа от ислама ценой продвижения в служебной иерархии. Указом Петра I 1713 г. дворянам-магометанам запрещалось иметь крепостными христиан. Этим была подорвана экономическая основа процветания служилых татар. Мусульманские дворяне превращались в однодворцев и переходили в податное сословие. Правительство начало конфискацию поместий у дворян, отказывающихся принять крещение. Например, однодворцы Касимовского уезда были приписаны к Адмиралтейству и занимались заготовкой корабельного леса. Было даже введено такое специальное иностранное слово лашман – государственный крестьянин-лесоруб. Работа была настолько каторжная, что эти крестьяне от других повинностей и солдатства были освобождены. Раствориться на лесоповале грозило многим знатным касимовским семьям. Но, став православными Костровыми, Ширинскими, Тургеневыми, Мичуриными, Куприными они сохранили себя и свое положение в русском дворянстве.
В постпетровскую эпоху многие представители татарская знати начали движение за возвращение своих имений, и «усмотря правую истинную и непорочную христианскую веру, восприняли святое крещение».Процесс активно шел вплоть до 1783 года, когда в состав Российской империи почти добровольно вошло Крымское ханство. Указом ЕкатериныIIмусульманские дворяне империи при доказательстве своего благородного происхождения получали равные права с православными дворянами. Это дальновидное решение было принято для выбивания основы к сопротивлению элиты Крыма. Во время посещения российской императрицей в 1787 г. Тавриды, как услужливые царедворцы назвали новые земли, несколько сотен верхового конвоя из представителей лучших крымско-татарских семей радостно приветствовали новую владычицу.
Изменения правового статуса магометанских дворян в России имело положительные последствия для реализации кавказской и азиатской политики империи. Верность последнему Российскому императору сохранило большинство благодарных мусульманских дворян, первым из которых по достоинству следует упомянуть генерал-адъютанта Гусейн хана Нахичеванского. Формирование лояльного мусульманского дворянства, в целом, было успешным для Российской империи. Вовсе не косвенным подтверждением тому является отсутствие сильного революционного и национально-освободительного движения на национальных окраинах.
Патриотизм допетровского времени не имел четко выраженного национального или государственного акцента. Патриотами своих княжеств были москвичи и тверичи, враждовавшие насмерть в ордынское время. Слишком упрощенным было бы считать предателями Родины московских дворян, присягавших польскому королевичу, или литовских дворян, служивших Царю Московскому. Въезжие европейские дворяне того времени патриотами Руси еще не стали: им не хватило времени и масштаба. Московское государство оставалось для подавляющего большинства иностранцев только местом службы, как например, для опричника Генриха фон Штадена. Русские дворяне и георгиевские кавалеры Штадены появились почти два века спустя.
Татарским служилым дворянам военно-политическое постордынское пространство, начиная с XV века, казалось единым и почти неделимым. Старшим на этом пространстве стала Москва. Татарам возвращаться было некуда. Поэтому они защищали русские земли как свои собственные.
Петровский набор
С петровских времен приглашенные на русскую службу иностранцы уже не пытались в большинстве своем вернуться в родные пределы. До массовой петровской европеизации Московии западное неправославное (!) дворянство воспринималось русской элитой как враждебное. В петровские времена иностранные специалисты, образно говоря, вышли за пределы Немецкой слободы и реализовались в новом Отечестве во всех социальных сферах. Произошел серьезный ментальный сдвиг в русском дворянстве, которое уже на рассматривало въезжих как врагов.
Европейские военные и невоенные специалисты всегда приглашались в Москву в гомеопатических дозах, но работали большим эффектом. Среди них были архитекторы, врачи и инженеры. Они несли «Свет с Запада» и технический прогресс. Так одна из первых российских военных реформ в XVIIстолетии была поручена царем Михаилом Федоровичем шотландцу Александеру Лесли, ставшему первым русским генералом. В царствование Алексея Михайловича иностранцев приглашали на службу уже не единично, но все еще и бессистемно. Так на полях европейских сражений были подобраны несколько толковых шотландцев, среди которых первым стоит Пауль Менезиус (Пол Менезес). Ему было доверено ведение посольских и воинских дел, в том числе и была начальная военная подготовка младшего (нарышкинского) сына Петра. Не отрицая влияния на молодого Петра Франца Лефорта, следует отметить, что первыми военными учителями будущего императора были шотландцы. Вторым по списку, но не по значению, шотландцем в окружении Петра оказался ветеран русской службы верный генерал Патрик Гордон. Гордон принял участие в борьбе Петра против регентши Софьи, ив формировании русской гвардии – потешных войск. Этот офицер имел в своем активе службу под шведскими и польскими знаменами, участие в военных действиях против русских, протежирование своим землякам в Москве. Но все это не могло быть поставлено ему вину. Он полностью реализовал себя как верный слуга русскому царю и новому Отечеству. От него уже не требовали безусловного перехода в православие, как от предшественников на русской службе.
Список обрусевших шотландцев в генеральских и в фельдмаршальских чинах насчитывает более двух дюжин персон. Причина русско-шотландской приязни ‒ гражданские войны в Шотландии, постоянное давление Лондона на Эдинбург и вытеснение многих пассионариев за пределы Британских островов.
Приток иностранных военных специалистов в Россию на рубеже XVII ‒ XVIII веков возрос многократно. Чтобы не потеряться в статистике, ограничимся примерами из военно морской истории. Именно на флоте больше всего было заметно влияние иностранцев. Даже самые патриотичные российские историки признают, что без иностранной прививки военно-морской прогресс России был бы невозможен. Лучшими моряками того времени были англичане.
В время Великого посольства ПетрI учился морскому делу сначала в Голландии и после много продуктивнее в Англии, так как уровень военно-морских знаний в Англии был выше, чем у конкурентов. Это подтверждала объективная картина англо-голландского противостояния на море. После продолжительного визита в английский центр кораблестроения Дептфорд Петр Алексеевич начал приглашать британцев к себе на службу, прежде всего, для организации дел флотских. Срок контракта мог быть сколь угодно долгим. Оклады иностранцев были выше окладов их русских коллег и значительно превышали суммы, которые могли заработать эти специалисты, оставаясь дома. Поэтому многие выходцы из Дании, Голландии и Великобритании остались в России навсегда.
Не ко всем британцам петровского призыва судьба была благосклонна. По меньшей мере двое преподавателей Школы математических и навигацких наук в Москве погибли от рук бандитов.
Среди приглашенных в Навигацкую школу своими талантами выделялся университетский профессор из шотландского Абердина Генри Фарварсон, ставший Андреем Даниловичем. Этот математик дослужился до бригадирского чина и оставил выходцев из своего клана в России. В целом, иностранные моряки оправдали возложенные на них надежды. Они взрастили первое поколение российских морских офицеров, сами подавая пример ревностного служения. Но главное, что они сделали шаг к вхождению в русскую элиту, преодолевая конфессиональные и культурные различия.Русская элитавовсе не уклонялась от объятий.
Следует признать, что не все иностранцы попадали на русскую службу добровольно. Так списках российского флота значится Карл Ван Верден, служивший штурманом в шведском флоте и попавший в русский плен в 1703 г. Российским капитаном 1 ранга он скончался в Кронштадте в 1731 г. Судя по фамилии, его идентификация со шведской короной не была полной. Тем более, что после петровских войн многие шведы вынуждены были обрусеть, особенно из сосланных в Сибирь. Были единичные случаи предания иностранных офицеров суду за трусость или шпионаж.
Системность и сама логика приглашения иностранцев на русскую военную службу была нарушена с возведением на престол в 1730 г. Анны Иоанновны. Бироновщина ‒ социально политическая практика, названная по имени фаворита императрицы, заключалась в относительно быстром вытеснении исторически сложившегося российского дворянства немецким. Балтийские немцы, наследники крестоносцев, формировали дворянство Лифляндии, Курляндии и Эстляндии, властвуя над местным населением и не допуская формирования собственно национальных элит. Эти въехавшие с новой императрицей немцы были глубоко враждебны русскому дворянству. Ради справедливости заметим, что новый императорский кабинет проявил предельную адекватность в военно-морском строительстве. Последовавшее правление императрицы Елизаветы Петровны стало своеобразным русским реваншем-ренессансом, заместившим немецкое культурное влияние французским.
Но от выходцев из германских земель избавиться стало невозможно. В 1742 году императрица Елизавета объявила наследником российского престола внука Петра I Карла Петера Ульриха, герцога Гольштейн-Готторпского. Ему суждено было стать Петром III. Невестой наследнику была выбрана София Фредерика Августа Ангальт Цербстская ‒ совсем уж на первый взгляд политически пренебрежимо малая величина (персона).Династические браки с представителями германских княжеств были распространены среди правящих домов Европы. Россия к тому времени уже полностью воспринимала европейские монархические ценности и конструкции, и была в общем тренде. Петр III имел прусские и голштинские военно-политические, а не российские ориентиры. Поэтому за свое очень короткое царствование он обесценил достижение Елизаветы в войне с Фридрихом Великим и вновь начал набор немцев (голшинцев) на русскую службу. Понадобилось более века, чтобы Корфы и Унгерны, потомки его фаворитов, стали российскими патриотами.
Прагматика и романтика Екатерины Великой
После свержения и смерти мужа в 1762 г. Российский престол заняла Екатерина II. Первоначально она сделала ставку на русскую служилую элиту именно потому, что немецкая «партия» оставалась верна прусско-голштинским идеалам.
Первые пять лет правления новая государыня не определилась, с кем и за что воевать, поэтому не нуждалась в иностранных военных специалистах. Своих сторонников первоначально она проверяла делами масштабными, но мирными. Относительно быстро признанная просвещенной и мудрой она поддержала проект М. Ломоносова отправить морскую экспедицию через Северный полюс в Русскую Америку. А встретится с этой экспедицией должна была другая, шедшая из Сибири в ту же Америку. Так новая власть определяла свои географические границы. Всем было интересно, до каких пределов распространяется Россия. Иностранцам тоже. Их то к этим экспедициям по настоянию статского советника М.Ломоносова близко не подпустили. Держали дело в тайне даже от своего сената. Казалось, времена Витуса Беринга, Свена Вакселя, Мартына Шпанберга прошли. Сами справились. Полярную экспедицию возглавил Василий Чичагов. В течение 1765 ‒ 1766г. он дважды не смог провести свои корабли к полюсу. Не той дорогой послал его «первый русский университет». Северным морским ходом и сегодня при абсолютном за всю историю наблюдений минимуме льдов на паруснике пройти практически невозможно. Вторую экспедицию в 1765 г. через Сибирь повел Михаил Левашов. Из Русской Америки выживших участников отряда вернул его соратник Петр Креницын в 1771г. Мировое сообщество получило доступ у итогам экспедиции через лейб-медика российской императрицы шотландца Джона Робертсона.
Когда Екатерина II определила векторы своей внешней политики, ей потребовались военные специалисты, которые могли не только учить, но и командовать в бою. Так на русском флоте появились достойные морские офицеры, славнейшими из которых признают Самуила Грейга и Роберта (Романа) Кроуна, замечательных русских адмиралов из шотландцев. В XVIII веке существовала наднациональная и надгосударственная идентичность – масонство. Русский патриотизм Самуила Грейга проявлялся не только в его умении флотоводца, но и в мастерстве руководителя. Так во время русско-шведской войны 1788 ‒ 1790 годов в одних и тех же масонских ложах состояли морские офицеры двух противоборствующих флотов. Есть легенда, что С.Грейг перед началом Гогландского сражения собрал своих офицеров-масонов и передал им приказ главы ложи из Швеции о сдаче русских кораблей. Решение русских офицеров и самого адмирала было, похерить (от славянской буквы Х – херо) обращение «шведских братьев» и биться насмерть. Так офицеры российского флота независимо от национальности поступили не по-масонски и предпочли патриотическую идентичность любой другой.
Список британцев, нашедших свою славу и дом в России можно продолжить: Генрих Белли, Брединг Бойль, Уинстон Мур, Томас Кандлер, Александер Огилви, Джон Престман, Томас Маккензи. Это только будущие адмиралы, принявшие российское подданство. Офицерам «екатерининского призыва» выбор подданства пришлось совершать уже в царствование Александра I, когда Россия поле Тильзитского мира с Францией вплоть до 1812 г. была в состоянии войны с Англией. Этот непростой выбор пришлось сделать не только британцам, но и морякам других наций, в частности, голландского происхождения адмиралу Гейдену Логину Петровичу, герою Наваринского сражения.
В екатерининскую, богатую войнами эпоху, на русской службе проявили свои лучшие качества не только британцы. Назовем несколько самых ярких представителей континентальный Европы: датчанин Конрад Билау, итальянец Иосиф Де Рибас, его новороссийский коллега из Франции Александр Ланжерон, швейцарец Франц де Ливрон. Самый большой список офицеров-иностранцев в то время составляли единоверные греки, видевшие в России освободительницу от турецкого владычества. Этот вопрос требует отдельного рассмотрения.
В конце XVIII века в России служило, пожалуй, наибольшее в процентом отношении число иностранных офицеров за всю историю. Часть из них, выполнив обязательства, отбыла в свои края, как например, герой русско-турецкой войны 1787 ‒ 1791 годов. Пехотный бригадир Хосе Уррутия, ставший в Мадриде генерал-капитаном. Борец за свободу испанских колоний в Америке Франциско де Миранда имел только чин русского полковника, но без места. Кто-то был вытеснен с русской службы по комплексным причинам, как адмирал Джон Поль Джонс, культовая фигура американского военного флота. Кто-то покинул службу, разочаровавшись в себе, как неопределенных земель принц Нассау-Зиген Карл Генрих, знавший по-русски всего два слов «вперед» и «греби». И хватало же храброму флотоводцу и кругосветному мореплавателю.
Екатерина Великая в перерывах между войнами продолжала изучение своей расширяющейся империи. И коль скоро иностранцы уже вовсю служили в России, можно было не опасаться приглашать их и в географические экспедиции. Отечественные географические представления тех времен оставались, мягко говоря, не сформировавшимися не только относительно Восточного и Северного океанов, но и ближайших вод. Ко времени заключения Георгиевского трактата в1783 г. было не ясно, стоит ли Тифлис на Каспийском или Черном море, или же вовсе посередине земли. Для русских моряков Гибралтар казался концом света.
Российский посланник в Лондоне, убежденный англофил, граф Семен Воронцов положил глаз, по меньшей мере, на двух участников третьей экспедиции Дж. Кука, дошедшей до тихоокеанских берегов российского владения: Джозефа Биллингса и младшего по возрасту, но не по званию Джеймса Тревенена. Оба эти офицера, оставшиеся не у дел, готовы были сменить флаг и вернуться в перспективный во всех отношениях Тихий океан. Оставалось пригласить в Россию еще пару офицеров того рокового путешествия(1776 ‒ 1779 годы), в частности, Джорджа Ванкувера и Уильяма Блая, чтобы бы английская морская история выглядела по-другому. В отечественной истории тоже есть немало примеров, когда на одном корабле собирались моряки, определившие лицо русского флота. Чего стоят только «три Федора» ‒ Фердинанд Врангель, Фридрих Литке и Федор Матюшкин на шлюпе Василия Головнина «Камчатка». Хорошая плеяда адмиралов, успешная.
«Северо-восточная секретная географическая и астрономическая экспедиция», руководителем которой ее был назначен капитан-поручик русского флота Джозеф (Иосиф) Биллингс, должна была привычно пройти через Сибирь до Тихого и Северного океанов, построить корабли исследовать земли и воды, в том числе и северо-американские. Помощниками к нему были определены лейтенанты Гавриил Сарычев, Роберт Галл и Христиан Беринг, уже обрусевший внук знаменитого командора.
Джозеф Биллингс (Иосиф или Осип) родился в 1758 г. в семье рыбака. В третью экспедицию Дж.Кука пошел простым матросом, сумел получить чин мичмана. Свой переход на русскую службу в 1783 г. объяснил совершенно однозначно влиятельному члену Адмиралтейств-коллегии графу И.Чернышеву: «Я прибыл в Россию не столько с целью служить её величеству в качестве офицера флота, сколько с надеждой, что я буду использован в какой-либо экспедиции в соседние с Камчаткой моря. Прослужив на флоте двенадцать лет, из которых пять лет сопровождал знаменитого капитана Кука в его последнем вояже с целью открытия северо-западного прохода между Азией и Америкой, я льщу себя надеждой, что меня сочтут способным открыть торговлю мехами с островами, открытыми во время этого плавания». Понимая, что он был далеко не первым сподвижником знаменитого Дж.Кука, двадцатипятилетний Дж.Биллингс был готов выдержать в России самый строгий экзамен по астрономии и мореходному искусству. Адмиралтейств-коллегия нашла применение офицеру в описании реки Колымы и «положения на карту всего Чукотского носа и мыса Восточного, також многих островов в Восточном океане, к американским берегам простирающихся».
В 1786 г. Дж. Биллингс со своими людьми был уже в Охотске. Затем с Г. Сарычевым отправился исследовать устье Колымы, но к Чукотке пройти не смог. Дальнейший путь его через Камчатку на Алеутские острова был не столько многотруден, сколь многогрешен. Но камни бросать в него не кому. Он успешно руководил своими офицерами, сам не уклонялся от опасности. Масштабная экспедиция была завершена в 1794 г. успешно и с гораздо меньшими потерями, чем предыдущие. После возвращения из экспедиции Осип Осипович служил на Черном море, составил его атлас. В чине капитан-командора в 1799 г. попросился в отставку. Женат был на тете будущего декабриста Павла Пестеля. Его дочь Надежда Осиповна, общалась с А.Пушкиным, оказалась в свойственных отношениях с Менделеевыми. Сам же Осип Осипович скончался в 1806 г.
Лейтенант Роберт (Роман) Галл родился в 1761 г. и мог считаться ветераном русской службы, на которую поступил в 1774 г. гардемарином. Его отобрал сам С. Грейг. Будучи назначенным в экспедицию Дж. Биллингса был произведен в капитан-лейтенанты. В Охотске под его наблюдением строились суда для плавания в Америку. Побывал в Русской Америке, вернулся в Петербург капитаном 2ранга. Успешно служил на различных акваториях до 1805 г., став контр-адмиралом и Георгиевским кавалером. Как и многих британских офицеров после разрыва с Англией его отстранили от флотских дел. Российское подданство принял только в 1810 г., когда англо-российские противоречия еще не были разрешены. Поэтому следующее назначение он получил в те воды, где боевые столкновения с земляками были исключены. В 1811 г. он временно исполнял обязанности Главного командира Черноморского флота. Далее опять Балтика (Ревель, командир порта) и Белое море (командир Архангельского порта и военный губернатор). Умер полный адмирал и член Адмиралтейств-совета в 1844 г.
Еще одним англичанином, стремившимся стать русским, оказался Дж. Тревенен, знавший дорогу вокруг света и готовый показать ее екатерининским первопроходцам. Родился он в семье викария в 1760 г. Сестра его вышла за муж за перспективного морского офицера Чарльза Пенроуза, который дослужился до вице-адмирала. В тринадцать лет поступил в Морскую академию в Портсмуте. И еще через три года отправился на судне «Резолюшн» в кругосветную экспедицию Дж.Кука. В 1780 г. он был уже лейтенантом. Служил на кораблях, принимал участие в боевых действиях против французов под началом своего кругосветного командира Дж. Кинга и перспективного капитана Горацио Нельсона. Планы тихоокеанской «меховой» экспедиции появились у Дж.Тревенена в 1785 ‒ 1786 годах. В это время его товарищ по кругосветке Дж.Биллингс уже руководил русским отрядом в Охотске. Не получив в Лондоне поддержки адмиралтейства и бизнеса, обратился со своей идеей к российскому посланнику С.Воронцову. Спрос и предложение совпали. В 1787 г. Джеймс становится Яковом Ивановичем и участвует в подготовке первой русской кругосветной экспедиции, которая в том же году должна была выйти в море.Командиром русской кругосветной эскадры был назначен капитан бригадирского ранга Григорий Муловский, в русском происхождении которого были убеждены все в Адмиралтейств-коллегии.
Но из-за начавшейся очередной войны с Турцией готовую у дальнему вояжу эскадру и ее «афицеров, матросов и прочих людей» Высочайшим указом было решено отправить в Средиземное море. Екатерина II советовалась с Г.Потемкиным: «… не лучше ли будет под видом той экспедиции оборотить его (Г. Муловского) деятельно в Красное море, на Мекку и Медину, незаметно делая туркам пакости». В 1788 г. Швеция начала реваншистскую войну с Россией. В кампанию 1789 г. командир корабля Г. Муловский был смертельно ранен вражеским ядром. Его подчиненный Адам Иоганн (Иван Федорович) фон Крузенштерн только в 1803 г. реализовал мечту о первой русской кругосветке.
Дж. Тревенен после расформирования кругосветной экспедиции получил под командование линейный корабль «Родислав», не имея командирского опыта. Но это было решение С. Грейга, командующего Балтийским флотом. Нет оснований считать, что английский капитан есть конструкт русских англоманов, но и опровергнуть это трудно. Так екатерининский дипломат-царедворец Александр Безбородько писал своему коллеге С.Воронцову: «Тревенен, которого Вы нам достали, человек отличный, и который из себя обещает знаменитого адмирала. Мы с Грейгом условились при первом случае стараться повесть его чином далее…». И ведь повели до капитана 1 ранга, доверили командовать отрядом кораблей. И потерю корабля на скалах, а не в бою простили.
Яков Иванович не только удачливо командовал, но и много писал. Писал дневники и письма российскому вице-канцлеру через голову своего начальника адмирала Василия Чичагова. В частности, о русских матросах отзывался без всякого снобизма: «нельзя желать лучших людей, ибо неловкие, неуклюжие мужики скоро превращались под неприятельскими выстрелами в смышленых, стойких и бодрых воинов». А вот о командующем пишет плохо, упрекая его в нерешительности.
Пока шла война Яков Иванович подружился с Францем (Фрэнсисом) Денисоном, капитаном бригадирского ранга, принятым из британского флота на русский в 1771 г. Они оба женились на сестрах из семьи петербургского негоцианта Джона Форварсона, наследника знаменитого математика Навигацкой школы. Свояки выбрали общую судьбу. В Выборгском морском сражении старший командовал фрегатом «Св. Мария», младший ‒ линейным кораблем «Не тронь меня». Оба скончались от полученных ран в 1790 г., самым неоспоримым образом доказав свою преданность России. Вдова Дж. Тревенена с дочерью покинули Россию. Согласно Британскому биографическому словарю она еще раз вышла замуж, а дочь героя умерла незамужней.
Есть версия, что командующий русским флотом адмирал В.Чичагов добился, чтобы корабль Тревенена оказался на безнадежной позиции перед шведами. Конспирологи усмотрели бы в поведении русского начальника аналогию с царем Давидом, пославшим верного Урию в самое пекло сражения. Но в библейском сюжете причиной бед была женщина. Мог ли желать смерти англичанина его высокий начальник? В.Чичагов имел основания не любить английского капитана, но еще более он опасался смены одного поколения британцев на высоких флотских должностях на другое, такое же пришлое.
К концу XVIII века русские научились воевать на море и вырастили плеяду замечательных командиров. К тому же, у самого адмирала и кавалера подрастал в чинах сын Павел, которому суждено будет стать военно-морским министром при императоре Александре I. Так естественным путем влияние британских морских офицеров в российском флоте постепенно сошло на нет.
После наполеоновских войн Россия значительно сократила приглашение иностранцев на военную службу. Плеяду новых русских патриотов из иностранцев можно маркировать И. Крузенштерном. Рубеж XVIII ‒ XIX веков знаменовался появлением качественно новых иностранцев на русской службе – остзейских и финляндских дворян из завоеванных ранее территорий. Их особо ценил император Николай Павлович, уверенный, что русские дворяне служат России, а немецкие – ему лично. После событий на Сенатской площади он имел право на такое мнение. Первый из династии Романовых Михаил Федорович для преодоления последствий Смуты приглашал татарскую знать. И Николай Iвынужден был привлекать другое, в данном случае близкое по ментальности немецкое служилое сословие, взамен старинных русских дворянских родов, выбравших свой жребий в декабре 1825 г.
В силу воспитания и самого духа военной службы многие остзейские немцы стали патриотами России. Среди них Фердинанд Врангель, Фаддей Беллинсгаузен, Юхан Фурухельм. Они и думали по-русски. Так барон Фердинанд Врангель восстанавливал знание родного немецкого в длительных путешествиях по Америке. А его кузен Георг Густав Врангель стал ведущим специалистом по русскому праву. Много позже Алексей Ермолов попросит у императора Александра I чести сделать его, русского дворянина, немцем. Это вовсе не возражение против иностранцев на русской службе. Это возражение против опасной тенденции возвышения российско-подданных немецких баронов.
В целом, на протяжении всей своей истории Россия умела использовать иностранный потенциал, органично инкорпорировать вовсе не близкие по ментальности военные кадры, объединять их общим делом, общими семьями и общей судьбой.
Вместо заключения
Мы с Господом не воскресаем,
Не расточаются враги.
В погонах часто ль выбираем,
Когда и чем платить долги.
В качестве примера в завершение данного материала уместно привести фрагменты из биографического исследования, посвященного одному из типичных дворянских родов России князей Максутовых. В российской истории он известен с XVII века и не иссяк до дня сегодняшнего. Наверное, самой известной личностью этого рода можно считать Георгиевского кавалера контр-адмирала Дмитрия Петровича Максутова, бывшего последним Главным правителем русских колоний в Америке. Собирая материалы об этом замечательном человеке уже более четверти века, опубликовав книгу (В.Рокот. Князь Русской Америки Д. П. Максутов. М.: Цетрполиграф ‒ 2007.) и не одну статью, никогда не думал, что придется защищать его имя от русского бытового шовинизма.
Могучий ресурс Википедия дает, в целом, правдивую биографию князя. Но дьявол таится в деталях. Так оказалось, что из всех отзывов о Главном правителе Русской Америки опубликовали самые сомнительные. Не стоило обращать внимание не клевету, если бы не упоминание о татарском характере русского офицера: «Максутов постоянно действовал в ущерб компании, не принося никакой пользы ей; страна при нём была в печальном, мрачном положении. Его цель была ‒ постоянно преследовать действительно честных людей, которые вынуждены были терпеливо сносить все обиды, делаемые им. Его татарский характер (выделено мной – В.Р.) постоянно был направлен к любостяжанию, и он в течение пяти лет набил более сорока сундуков драгоценными пушными товарами, которые и отправил в Россию. При передаче колонии американцам, он первый сделался компаньоном Гутчинсонской компании. В последнее время своего пребывания в колониях, он не управлял ими, но грабил колонии и служащих».
Для многих русских татарский характер означает стойкость, храбрость, работоспособность и, наверное, хитрость. Кому не нравиться хитрость, можно заменить на многовариантность поведения. Но никак не особенное любостяжание.
Кто же этот знаток татарского характера, оставивший строки, позорящие всех татар и морских офицеров сразу? Да это же Павел Иванович Огородников, выпустивший свои путевые заметки «От Нью-Йорка до Сан-Франциско и обратно в Россию» в 1872 г, практически сразу же после продажи Аляски Соединенным Штатам. Этот неплохой литератор, имел плохую репутацию в глазах российских властей. Страшно сказать, был отправлен в отставку с воинской службы, отсидел в крепости и оставлен под надзором полиции. Как и многие журналисты, был поверхностен. И относительно продажи Русской Америки собрал «жареные» факты, не перепроверяя. Пришлось провести достаточно серьезное расследования ради защиты чести и достоинства князя Дмитрия Максутова.
Максутовы в отечественной истории появились после Смутного времени. В 1620 году касимовский мурза Айдар Максютов перешел на службу к царю Михаилу Романову. Имя Максуд ‒ арабское, как и многие имена мусульманского мира. Корень имени обозначает «цель, стремление, намерение, желание». Потомки въехавшего мурзы стали именоваться князьями. Переход татарской знати на московскую службу начался еще до распада Золотой Орды и стал массовым в результате успешных походов Ивана Грозного на Казань и Астрахань. Татары приняли участие в освоении Пермского края и Сибири до самого далекого пролива, который по праву называется Татарским. В самой России в начале XVII века активно формировалось новое дворянство по происхождению русско-татарское. Сколько древних родов составило гордость Отечества: Мещерские, Урусовы, Юсуповы, Мансыревы. В пост петровские времена мусульманская знать под угрозой потери имений и титулов вынуждена была переходить в православие. В их числе оказались и Максутовы, которые стали дворянами Пензенской губернии. Православные пензенские князья Максудовы служили ив Петербурге, и на границах империи, и на военном, и на гражданском поприщах. Имели они добрые отношения с Лермонтовыми, Дельвигами, Врангелями, Горчаковыми, Боголюбовыми. Отец Дмитрия Петровича некоторое время служил в гвардии, женился на дочери профессора и первого директора Казанского университета Ильи Яковкина Анне. С каждым поколением Максутовы поднимались в служебной иерархи все выше: от ротмистров к генералам. Став коллежским асессором (чиновник 8 кл.), князь Петр получил назначение начальником Пермской удельной конторы, т.е. стал управлять царским имуществом в губернии. Круг общения молодых князей Максутовых условно можно назвать интернациональным чиновническо-профессорским. В родственниках ‒ профессор русского права Георг Врангель, морской офицер из-под Полтавы Василий Завойко. Первая жена Дмитрия Петровича Аделаида Бушман – полу немка, полу англичанка, вторая – сибирячка. Как-то с татарским характером уже не вяжется. Да и точки зрения «любостяжания» (коррумпированности) не все так просто. Пермская губерния, благодаря стараниям легендарного губернатора К. Модераха и неистового реформатора М. Сперанского, еще в середине позапрошлого века сохранила традиции нестяжательства на государевой службе.
Родился князь Дмитрий 10 мая 1832 года, был крещен в Петропавловском соборе Перми. Петропавловск, ныне ставший Камчатским, был выбран свыше местом подвига братьев Дмитрия и Александра.
Дмитрий Петров, сын Максутов, был пятым ребенком в семье. Вслед за ним родились еще двое мальчиков. Прошение о зачислении братьев Максутовых на флот рассматривал сам Николай I. В 40–х годах XIX века в Морского корпуса училось сразу четверо братьев, ставших достойными морскими офицерами.
После окончания Морского корпуса князь Дмитрий послужил на Балтике и на Черном море, прежде чем отправился в кругосветный вояж. В 1852 г. лейтенантом был назначен на корвет «Оливуца». На этом корабле он дважды побывал в Японии: с посольством адмирала Е. Путятина и с миссией, подписавшей Симодский трактат, определивший на долгие годы сценарий российско-японских отношений. В виду обострения отношений с Англией и Францией в1853 г. возникла необходимость укрепить Петропавловский порт на Камчатке. Князь стал помощником командира порта. В этот стратегический русский порт пришел фрегат «Аврора», на котором служил Александр Максутов. Во время нападения на порт англо-французской эскадры в 1854 году оба брата командовали ключевыми береговыми батареями. По воспоминаниям участников обороны Дмитрий был изумительно хладнокровен, а Александр безрассудно храбр. В чьем поведении искать «татарский характер»? Защитники Петропавловска выдержали две бомбардировки порта и сбросили в воду английский десант.
Лейтенант Александр Максутов скончался от ран, его брат Дмитрий был признан всем офицерами самым достойным представить донесение об обороне порта в Петербург.В Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца на мраморных досках золотом горят имена георгиевских кавалеров. С правой стороны от светлого центрального оконного проема на равном удалении от пола и потолка читаем последним в коротком списке кавалеров 1854 года: КН: ДМ:ПЕТ:МАКСУТОВЪ .
Во время Восточной (Крымской) войны Дмитрий Петрович командовал Николаевским портом на Амуре, участвовал в дипломатической миссии в Японию. После войны принял приглашение Российско-американской компании (РАК) и убыл на Аляску сначала помощником, а потом и Главным правителем российских колоний в Америке. Колониями управляла акционерная компания, которая занималась пушным промыслом и поддержанием порядка. РАК активно осваивала не только Аляску, но и Сахалин, Курилы, Камчатку, Приамурье, учреждая свои фактории, зачастую подменяла государственную администрацию. В главе колоний стояли морские офицеры. Никто из них непосредственного отношения к меховой торговле не имел. На то были приказчики. Князь ревностно выполнял компанейские обязанности: водил корабли в Калифорнию, возглавлял секретную экспедицию по поискам золота, замирял индейцев. Жизнь на дальних рубежах России никогда не была легкой даже для крепких мужчин. И неудивительно, что герои теряли своих ослабевших жен, детей. В далеком американском городе Ситка сохранилась могила «принцессы Максутовой» ‒ первой жены Дмитрия Петровича.
Капитан 1-го ранга Д. Максутов и даже столичное руководство РАК были отстранены от обсуждения вопросов о продаже Русской Америки. Решение об уступке колоний было принято в самом конце 1866 г. Александром II по инициативе его брата генерал-адмирала Великого князя Константина. 30 марта 1867 года в Вашингтоне был подписан договор между Северо-американскими Соединенными Штатами и Российской империей об уступке Российских колоний в Северо-Западной Америке. А 18 октября 1867 года российский флаг над Ново-Архангельском, столицей русских владений на Аляске, был спущен.
Князь начал готовить колонии к передаче с мая 1867 года Значительная часть имущества была передана новым хозяевам под честное слово и деловую репутацию Главного правителя колоний. Дмитрий Максутов волей обстоятельств должен был, не прекращая основной деятельности, которая крутилась вокруг мехов, продавать колониальное имущество, готовить эвакуацию населения ‒ около 800 человек, включая гарнизон. Начинались аляскинские склоки. Были случаи, когда работники получали расчет и путевые деньги, а потом пропивали их. Русские и американцы пытались поделить или урвать все, что плохо лежало: товары, бочки с ромом, корабли. В такой ситуации князь сделал выбор в пользу сотрудничества с образовавшейся коммерческой компанией, в которую вошли собственно американцы, знавшие специфику американского бизнеса, а также бывшие служащие РАК, выходцы с балтийских окраин России. Компания со временем стала весьма солидной и практически монопольной в освоении богатств Аляски. И называлась незамысловато ‒ Аляскинская торговая. Конкуренты Аляскинской торговой компании, прежде всего, компания Оппенгейма, стремились всячески опорочить деятельность нового экономического субъекта. В ход пускались дозволенные и недозволенные средства. Рупором конкурентов стала газета «Аляска Геральд.», которую издавал Агапий Гончаренко (Гумницкий Андрей Онуфриевич), бывший православный монах, революционер и украинский националист, ставший независимым американским журналистом. Независимость в журналистике имеет свою цену. Именно со слов полу революционера Агапия Гончаренко писал полу революционер Павел Огородников, не удосужившись перепроверить факты. Уж больно хорошо они ложились в его обличительную схему. Эти два заблудших сына России не могли не встречаться в Сан-Франциско. В свое время американский суд признал публикации А.Гончаренко смесью вымысла и клеветы. Как видим, за обвинениями Главного правителя в коррупции стоит еще большая коррупция журналиста. А упоминание «татарского характера» русского офицера –вообще на грани профессионализма. Д. Максутов гвоздя бы лишнего не вывез с Аляски, так как с ним вместе был смотрящий от РАК капитан 1-го ранга Федор Коскуль, честный русский немец.
Год после продажи колоний князь оставался русским консулом на Аляске. И только вернувшись в Петербург, вошел в правлении американской фирмы «Гутчинсон, Кооль, Максутов и К°», управлявшей котиковыми промыслами на Командорских островах и имевшей свои интересы на Камчатке. Эта компания позволила после продажи колоний сохранить какие-то русские капиталы в доверительном управлении новых американцев. И после Д. Максутова Россия пыталась сохранить свой голос в управлении аляскинскими активами. Но это не было делом государственным. История Русской Америки началась с частной инициативы, так ею и закончилась. В 1872 года князь был в Петербурге, и путешественник П. Огородников мог бы с ним переговорить об аляскинских делах до опубликования своих путевых заметок. Не сделал он этого, не нужна ему была правда. Дальнейшая жизнь Дмитрия Максутова не давала повода обвинить его в стяжательстве или сознательном участии в коррупционных схемах. Законы Российской империи до 1884 года позволяли военным чинам состоять в правлении акционерных обществ. Соучредители одного из таких обществ подвели князя под банкротство. Дело закончилось мировой сделкой, и князь был бы произведен в контр-адмиралы по увольнению со службы. Только через три года после оставления князем флота император Александр III решил, что «состояние на действительной службе в военных и военно-медицинских чинах сухопутного и морского ведомств несовместимо с участием в торговых и промышленных товариществах и компаниях». С принятием новых мер по недопущению в коммерческие правления офицеров коррупция в России несколько поуменьшилась. Генералитет империи тогда еще не научился направлять в директора компаний своих жен, устраивать в подконтрольных предприятиях синекуры для детей.
В последние годы князь скромно жил между Петербургом и Пензой. Ни о каких излишествах в семье даже легенд не осталось. Дмитрий Петрович скончался 21 марта 1889 года от кровоизлияния в головной мозг. В опубликованном некрологе специально отмечено: «В Америке он пользовался сердечным расположением всех колонистов и много содействовал развитию края». В Соединенных штатах Америки вспоминают «губернатора» Максутова не только в день Аляски 18 октября, гуляя по улице, названной его именем в Ситке (шт. Аляска). Спросите любого американца, что такое «кольт», он ответит — пистолет, а «максутов» ‒ да это же короткий мощный телескоп. Но это уже не в честь Главного правителя, а в честь его внука, дважды лауреата Сталинской премии, советского оптика Дмитрия Максутова.
Максутовы честно воевали в Крымскую, Русско-японскую, Первую и Вторую мировые войны, подвергались репрессиям, осваивали звездное небо и полюса планеты. Те, кто вынужденно стали эмигрантами, никогда не выступали против России. Замечательные потомки татарского мурзы, искавшего лучшей доли, органично стали российскими патриотами в нескольких поколениях. Россия гордится ими!
Ружейников Владимир Владимирович
