Потсдам. Лето 1945-го

ПостдамСталин, Трумэн и Черчилль договорились о мирном, послевоенном устройстве Европы – в условиях «холодной войны».

Советскую делегацию возглавлял Иосиф Сталин, американскую – новый президент США Гарри Трумэн, британскую – сначала Уинстон Черчилль, а с 28 июля его преемник на посту премьер-министра Великобритании, лидер лейбористов Клемент Ричард Эттли. Правда, Эттли присутствовал на конференции с самого первого дня ее работы. Черчилль предусмотрительно пригласил его в целях преемственности на случай поражения консерваторов на парламентских выборах. Жизнь показала, что он как в воду смотрел. Выборы Черчилль проиграл и был вынужден уступить свое место Эттли в правительстве и на конференции.

Накануне

Местом проведения заседаний «Большой тройки» был выбран двухэтажный дворец германского кронпринца. Задачи по обеспечению охраны участников встречи решали подразделения 6-го Управления НКГБ СССР, контрразведки, разведки, других спецслужб НКГБ и НКВД СССР. В ходе подготовки конференции советские спецслужбы на сопредельной с дворцом территории выявили большое количество взрывоопасных предметов – мин и снарядов, а также сотни единиц стрелкового оружия.  Поездом были доставлены автомобили Сталина, Вячеслава Молотова и Лаврентия Берии. Делегации союзников были размещены в четырех километрах от Потсдама, в урочище Бабельсберг.

Сталин и Трумэн впервые встретились в день открытия конференции. Переводчик Валентин Бережков констатировал: «17 июля ровно в 12 часов дня лимузин главы советского правительства остановился у подъезда «малого Белого дома» в Бабельсберге. Ближайшие помощники президента Г. Воган и Дж. Вордеман вышли навстречу гостям.

И. В. Сталину только что было присвоено высшее воинское звание генералиссимуса в знак признания успехов и исторических побед Красной Армии в Великой Отечественной войне. Вместе с ним прибыл В. М. Молотов и в качестве переводчика советник Наркоминдела С. А. Голунский. Советские представители поднялись по устланной толстым ковром лестнице на второй этаж в кабинет Трумэна, где их ожидали президент США, государственный секретарь Бирнс и переводчик Болен. Как записал переводчик президента, Сталин был спокоен, сердечен, говорил мягко и дружественно».

Разговор руководителей двух великих держав отражен в официальном документе – «Записи беседы председателя Совета Народных Комиссаров СССР с президентом США»:

«Сталин извиняется за то, что он опоздал на один день. Но он задержался ввиду переговоров с китайцами, хотел лететь, но врачи не разрешили.

Трумэн говорит, что он это вполне понимает. Он рад познакомиться с генералиссимусом Сталиным.

Сталин замечает, что хорошо иметь личный контакт.

Трумэн говорит, что, по его мнению, не будет больших трудностей в переговорах и что сторонам удастся договориться.

Сталин заявляет, что советская делегация хотела бы добавить несколько вопросов к тому списку, который был передан Гарриманом.

Молотов указывает, что советская делегация хотела бы обсудить следующие вопросы:

  1. О разделе германского флота.
  2. О репарациях.
  3. О Польше.
  4. О подопечных территориях.

Сталин говорит, что в последнем вопросе речь идет не о режиме опеки, который был уже установлен на конференции в Сан-Франциско, а о распределении колониальных территорий, принадлежавших Италии и другим странам.

Трумэн заявляет, что он готов обсуждать все вопросы, которые поставит советская делегация, и что у него есть также некоторые вопросы, которые он хотел бы поставить».

На том и порешили.

На антисоветской волне

В отличие от предшествующих конференций Потсдамская проходила уже после окончания войны в Европе. Общий враг, который ранее объединял СССР, США и Великобританию, теперь отсутствовал. А это многое меняло.

Официально конференция начала свою работу 17 июля в 17 часов 08 минут. Сухой язык протокола не в полной мере передает царившую в Потсдаме атмосферу. Позже ее охарактеризовали находившиеся там дипломаты. Посол СССР в США Андрей Громыко констатировал: «Уже в начале работы конференции за внешней чинностью проглядывала на каждом шагу настороженность и политическая сухость со стороны президента США и премьер-министра Англии. И чем дальше, тем больше это становилось очевидным. Почти по всем главным обсуждавшимся проблемам обнаружилась разница в позициях союзников: по вопросу о будущем Германии, о том, как поступить с ней теперь, после разгрома, по вопросу о репарациях, который в Крыму не был решен, по вопросу о практических шагах по демилитаризации и демократизации Германии, по польскому вопросу и о том, как распорядиться немецким оружием…

Бросалось в глаза и то, что даже в дискуссию по вопросам, которые не являлись столь уж принципиальными, Трумэн нарочито стремился вносить элементы остроты. Чувствовалось, что он настроился на определенную волну еще до приезда в Берлин».

Перемены не ускользнули и от взора иностранцев. Например, американский дипломат Чарльз Болен, в качестве переводчика присутствовавший на всех конференциях «Большой тройки», пришел к выводу, что «Потсдам отличался от двух предыдущих конференций военного времени – отличался по атмосфере, по стилю и по существу».

На «определенную волну», которую можно назвать конфронтационной, были настроены и англичане. Причину раскрыла историк Наталия Нарочницкая: «Не в Москве, а в Лондоне возникает план послевоенного устройства, который и открывает новый период ХХ века, получивший наименование «холодная война». План был изложен в докладе «Безопасность Британской империи», подготовленном в июне 1945 г. в качестве директивы министерству иностранных дел и военным ведомствам. Доклад официально называл СССР главным противником и намечал ряд военно-политических программ, которые позднее были реализованы с удивительной точностью: «установление особых отношений» с США, создание блоков (коими стали НАТО, СЕНТО и СЕАТО) и сети военных баз по всему миру».

Принцип трех «де»

Важнейший вопрос, который союзникам предстояло решить в Потсдаме, был германский. Стороны договорились о том, что, в соответствии «с соглашением о контрольном механизме, верховная власть в Германии будет осуществляться главнокомандующими вооруженных сил Союза Советских Социалистических Республик, Соединенных Штатов Америки, Соединенного Королевства и Французской республики, каждым в своей зоне оккупации, по инструкциям своих соответствующих правительств, а также совместно по вопросам, затрагивающим Германию в целом, действующими в качестве членов Контрольного совета».

Хотя Германия была разделена на четыре оккупационные зоны в решениях конференции подчеркивалось, что она «должна рассматриваться как единое целое». Союзники провозгласили, что не вынашивают планов уничтожить немцев, а «намериваются дать немецкому народу возможность подготовиться к тому, чтобы в дальнейшем осуществить реконструкцию своей жизни на демократической и мирной основе». В основы указанной реконструкции лег принцип трех «де», предполагавший проведение демилитаризации, денацификации и демократизации Германии.

Предполагалась в «практически кратчайший срок» ликвидировать германскую военную промышленность и те монополистические объединения, которые несли ответственность за развязывание войны. Было решено запретить германскую национал-социалистическую партию и нацистскую пропаганду, судить и наказать военных преступников.

Споры между главами государств Антигитлеровской коалиции вызвал вопрос о репарациях, которые предстояло выплачивать Германии. В результате был утвержден позональный принцип взимания репараций – каждой державой из своей зоны оккупации. Кроме того Советскому Союзу было обещано получение средств из германских вложений за границей. В свою очередь СССР обязался передать часть полученных репараций Польше.

Был одобрен принцип распределения военно-морского и торгового флотов Германии: все захваченные корабли делились поровну между тремя державами-победительницами.

США и Великобритания подтвердили свое согласие на передачу СССР города Кенигсберга (ныне Калининград) с прилегающими территориями.

Часть германской территории получила и Польша. В итоге польско-германскую границу установили по рекам Одер – Западная Нейсе.

Было решено выселить немецкое население из Польши, Чехословакии, Кенигсберга и прилегающего к нему района.

Другие вопросы

На конференции обсуждались и другие вопросы. По некоторым из них Сталину пришлось уступить. Союзники отклонили предложение советской делегации предоставить СССР возможность основать свою базу в Черноморских проливах. Не было поддержано и предложение СССР об изменении советско-турецкой границы. Советский Союз рассчитывал вернуть себе область Карса и прилегающие районы, которые до начала Первой мировой войны принадлежали Российской империи.

Участники конференции разрешили и ряд проблем, касающихся контрольных комиссий в Румынии, Болгарии и Венгрии, вывода союзных войск с территории Ирана.

Конференция рассмотрела вопросы, связанные с мирным послевоенным устройством в Европе, в том числе вопрос о порядке подписания мирных договоров с государствами, воевавшими на стороне Третьего рейха. Было принято решение об учреждении Совета министров иностранных дел (СМИД) «для проведения необходимой подготовительной работы по мирному урегулированию».

В первый же день работы конференции Сталин подтвердил готовность Советского Союза начать в августе военные действия против милитаристской Японии.

26 июля была опубликована Потсдамская декларация США, Великобритании и Китая. Союзники, призвав Японию капитулировать, предупреждали ее о том, что дальнейшее сопротивление приведет к быстрому и полному разгрому Страны восходящего солнца. Предупреждению Токио не внял.

Советский Союз присоединился к Потсдамской декларации 8 августа.

О реакции Сталина на атомный шантаж

Неуступчивость Трумэна стимулировало полученное им из США шифрованное известие: «Младенцы благополучно родились». Таким образом президент США был оповещен о том, что 16 июля на полигоне Аламагардо было произведено первое испытание атомной бомбы. Узнав об этом, Трумэн произнес: «Теперь мы обладаем оружием, которое не только революцинизировало военное дело, но может изменить ход истории и цивилизации». Когда информация была доведена до Черчилля, тот возликовал. Ведь атомную бомбу американцы и англичане могли использовать «в качестве аргумента в свою пользу на переговорах».

О появлении у Соединенных Штатов «атомного аргумента» Трумэн сообщил Сталину 24 июля – через неделю после начала работы конференции. Дочь президента Маргарет, видевшая эту сцену своими глазами, позже ее описала: «Мой отец тщательно обдумал вопрос о том, как и что сообщить Сталину об атомной бомбе. Он решил сказать ему как можно скорее, но ограничиться замечанием самого общего характера… Он подошел к советскому лидеру и сообщил ему, что Соединенные Штаты создали новое оружие «необыкновенно разрушительной силы». Премьер Черчилль и государственный секретарь Бирнс находились в нескольких шагах и пристально наблюдали за реакцией Сталина. Он сохранил поразительное спокойствие… Мой отец, г-н Черчилль, и г-н Бирнс пришли к заключению, что Сталин не понял значения только что услышанного».

В действительности Сталин не только сразу же верно оценил сказанное Трумэном, но и быстро отреагировал. В подтверждение своего вывода приведу свидетельство Громыко, который несколько иначе описал случившееся 24 июля и по-своему расставил акценты:

«Сразу же после окончания пленарного заседания Трумэн встал со своего места и подошел к Сталину. Тот тоже встал со своего места, собираясь выходить из зала. Рядом с ним был переводчик нашей делегации Павлов. Вблизи стоял и я.

Трумэн обратился к Павлову:

– Переведите, пожалуйста.

Сталин остановился и повернулся к Трумэну. Я заметил, что в нескольких шагах от Трумэна приостановился и Черчилль.

– Я хотел бы сделать конфиденциальное сообщение, – сказал Трумэн. – Соединенные Штаты создали новое оружие большой разрушительной силы, которое мы намерены применить против Японии.

Сталин выслушал перевод, понял, о каком оружии идет речь, и сказал:

– Благодарю за информацию.

Трумэн постоял, вероятно, ожидая еще какой-нибудь ответной реакции, но ее не последовало. Сталин спокойно вышел из зала. А на лице Трумэна было написано как бы недоумение. Он повернулся и тоже пошел, но в другую от Сталина сторону, в те двери, за которыми находились рабочие помещения американской делегации…

Американский президент, как стало известно позже, был немало разочарован такой реакцией советского руководителя.

Черчилль с волнением ожидал окончания разговора Трумэна со Сталиным. И когда он завершился, английский премьер поспешил спросить президента США:

– Ну как?

Тот ответил:

– Сталин не задал мне ни одного уточняющего вопроса и ограничился лишь тем, что поблагодарил за информацию.

Вспоминая об этом разговоре, Трумэн будет потом уверять, что из сказанных им в самой общей форме нескольких фраз о новом оружии Сталин будто бы вряд ли мог сделать надлежащие выводы. В действительности же Сталин незамедлительно из Потсдама дал советскому ученому-физику И. В. Курчатову указание ускорить дело с созданием атомной бомбы, которое стало мощным импульсом для всего комплекса соответствующих работ в нашей стране. Это, конечно, явилось единственно правильным решением в условиях, когда США стали обладателями ядерного оружия. Советский Союз вынудили пойти на такой ответный шаг».

Вместо заключения

2 августа в 00 часов 30 минут, закрывая конференцию, Трумэн произнес: «До следующей встречи, которая, я надеюсь, будет скоро».

Надеждам на скорую встречу, если они у американского президента и имелись, оправдаться было не суждено. Очень скоро началась «холодная война», которую Запад устами Черчилля и в присутствии Трумэна объявил Советскому Союзу в Фултоне. Мир надолго стал двухполюсным.

Могла ли история человечества пойти другим путем? Вряд ли. По сути, так считает и американский публицист Патрис Гринвилл, написавший статью в международном интернет издании The Russia Insider. В поисках ответа на вопрос о причинах ненависти западных лидеров к Сталину, он пришел к выводу, сделать который в Европе и США сегодня способны не многие:

«Западные элиты, ведомые американскими правящими кругами, были правы, видя в Сталине врага. Они не могли его купить и не могли его запугать. Они не могли и свергнуть его, как они это делали бесчисленное количество раз с более слабыми неугодными им руководителями государств. Более того, Сталин стоял у руля мощной державы и был признанным лидером идеологии, прямо противостоящей их «незаменимой» экономической системе. Оставим экивоки и признаем: они его по-настоящему ненавидели. Он и его народ стояли на пути планов мировой гегемонии».

Повторю: Запад ненавидел Сталина и СССР, за то, что они стояли на его пути планов мировой гегемонии.

И добавлю: Запад ненавидит Владимира Путина и Россию за то, что мы стоим на его пути к мировой гегемонии.

Олег Назаров

Источник: Газета «Патриоты России». 9 июля 2015

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *